Публикуем авторскую колонку эксперта Национального банковского журнала, экономиста, преподавателя РАНХиГС Надежды ГРОМОВОЙ.

Нередко мне приходится слышать высказывания, что финансовый сектор – это паразитический организм в сравнении с реальным сектором экономики. Не производит полезный продукт, раз. Не даёт большого количества рабочих мест, два. Возмутительные доходы от спекулятивных рыночных операций, три. К этому добавляется если не ненависть, то сомнение в предпринимательской честности банковского работника, выросшее из многочисленных кейсов неожиданного отзыва лицензии и скоропостижного отбытия глав и владельцев банков заграницу. Запрещённые операции, связанные с антиотмывочным законодательством, рисковые стратегии, кредитование связанных с банком заёмщиков не добавляют уважения к профессии банкира, а лишь вызывают всё больше вопросов, особенно у людей, не слишком хорошо знакомых с банковским делом.

В январе 2022 года при поддержке NBJ и ещё  семи изданий, специализирующихся на освещении вопросов, связанных с финансами и банковскими операциями, а также Ассоциации российских банков, мной был проведён опрос банковских работников с тем, чтобы выяснить, насколько справедливо банковское регулирование в России. Упоминаю об этом потому, что, спрашивая о причинах большого количества отзыва лицензий, я предложила респондентам несколько вариантов ответа, среди которых были: рост риск-аппетита, чтобы отработать ставку привлечения средств; ограниченность источников для капитализации, финансовые кризисы, что мешают стабильному получению прибыли и капитализации и… воровская природа банкиров. Последний вариант ответа был, откровенно говоря, включён в опрос как юмористический, и особенно я на него не рассчитывала. Каково же было моё удивление, когда я увидела несколько (6% респондентов) утвердительных отметок. Поскольку участие в опросе принимали исключительно банковские специалисты, я задумалась над тем, насколько профессионалы своего дела подавлены выводами, сделанными обществом на основе растиражированного мнения об экономических преступлениях. Получается, думала я, отличить результат ошибки модели бизнеса от целенаправленного доведения финансового института до банкротства в текущей конструкции финансового регулирования и законодательной системы становится очень сложно. Это отчасти объясняет причины бегства большинства владельцев и топов банков, у которых была отозвана лицензия: представить причину крушения банка как преступный умысел, а не ошибку в расчётах или неспособность конкурировать, довольно просто.

Второй причиной, побудившей меня начать писать этот материал, стало нарастающее обсуждение необходимости введения двухконтурной денежной системы, предлагающей внедрение в оборот параллельной банкноты, выпущенной правительством страны и обеспеченной запасами Госрезерва. Как банковский работник, посвятивший около 25 лет профессиональной жизни денежным рынкам и хорошо знакомый с финансовым регулированием, я предположу, что подобное нововведение усилит дезинтермедиацию банковского сектора, сместит кредитный и платёжный риски в область нового, небанковского, контроля, понизит безопасность платёжной системы, а также девальвирует существующую денежную единицу России. Мне кажется, что подобные нововведения представляют собой риск для финансовых накоплений граждан, для экономики, которая и без того подавлена внешними блокирующими работу санкциями. Кроме того, новый подход существенно понижает роль финансового рынка и может оказаться катастрофической ошибкой для дальнейшей экономической жизни страны.

Третьей причиной написания этого материала явилось всё более активное обсуждение спасения реального сектора экономики любыми другими экзотическими путями, а не с использованием существующей экономической модели. Даже, скажу больше, нападки на мою точку зрения, которую я излагала в течение года в Национальном банковском журнале, тоже носили этот не совсем обоснованный характер: смешная Вы, – писали мне люди в соцсетях, – спасать экономику собрались через финансовый сектор…

Я лишь могу предложить дискуссию на тему, полезно ли само существование финансового сектора. Предлагаю и вам задаться вопросом, а каков вклад банков в развитие экономики, стимулируют ли они рост нашего с вами благосостояния? Нашего с вами, да – обычных людей, обывателей, тружеников и домохозяек, учёных и рабочих, фермеров и студентов, офисных служащих и курьеров etc.

Для ответа на этот вопрос я приведу результаты нескольких кросс-страновых научных  исследований, к которым имеет смысл присмотреться, потому что они обнаруживают  взаимозависимость между реальным сектором экономики и финансовой инфраструктурой (банками, страховыми компаниями, фондами, прочими участниками финансового рынка).

В 2009 году группой учёных из разных стран (Hasan et al.) было проведено исследование, как финансовое состояние (прибыльность) банковского сектора соотносится с общим экономическим развитием страны. До проведения данного исследования было принято думать, что спады или подъёмы в экономике лучше всего и быстрее отражаются на котировках ценных бумаг. Учёные поставили под сомнение этот тезис, поскольку очень сильная переоценка активов и стоимости корпораций была замечена накануне финансового кризиса в США, и она не отражала реального экономического развития. Они проанализировали 8410 банков из 152 стран за период с 1996 по 2005 год и выяснили, что прибыльность банков и эффективность работы их активов являются лучшим индикатором экономического развития или спада. Финансовый кризис показал, что рост объёмов ипотечных кредитов может совсем не означать рост ВВП: залоги могут обесцениться, а кредиты могут плохо обслуживаться. Поэтому идея искать взаимосвязь между этими двумя параметрами была учёными отвергнута. Вместо этого они решили проследить статистическую зависимость между эффективностью работы банковских активов и ВВП. Учёные разделили для анализа банковскую прибыль по видам активов – доходы от обслуживания кредитного портфеля, доходы от портфелей ценных бумаг, соотношение операционных затрат к активам, процентный доход ко всем активам. Из макроэкономических, которые могли бы отражать экономический рост, параметров учёные отобрали прирост населения, отношение ипотечных долгов к ВВП, отношение сбережений населения к ВВП и ВВП на душу населения.

Они пришли к заключению, что:

a) существует большая корреляция между банковской эффективностью и таким показателем как ВВП на душу населения;

b) рост банковской прибыли на 10% отражает 1% прироста ВВП на душу населения.

Эта зависимость взаимная и спад в экономике сразу же отражается на реальных доходах банковской системы и падении её эффективности. Иными словами, проблемы в экономике неминуемо ведут к повышению вероятности банковских дефолтов и наоборот, плохое и слабое состояние финансового сектора так же будет отрицательно влиять на состояние экономики в стране. Проиллюстрирую двумя примерами.

Первый кейс показывает взаимное влияние слабой финансовой системы и экономики друг на друга. В 1998 году Правительство Российской Федерации объявило дефолт по публичному долгу в форме государственных краткосрочных облигаций.

В начале того же года Центральный Банк опубликовал Отчёт, в котором в главе, посвящённой развитию банковской системы, сообщал, что в прошедшем 1997 году в России 662 кредитные организации не испытывали никаких финансовых затруднений, и на долю этих банков приходилось 29,5% всех активов банковской системы (без учёта Сбербанка, который аккумулировал в то время 22,5% всех банковских активов и 79,5% всех сбережений населения). Таким образом, можно говорить о том, что накануне кризиса 1998 года в «здоровых» финансовых учреждениях было сосредоточено 52% активов, а 48% активов приходилось на долю проблемных банков. Позднее, проанализировав кризис 1998 года в России, всемирно известный экономист, Нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман напишет, что дефолт России и последовавший за ним кризис – это результат не только и не столько неграмотно выстроенной денежной пирамиды с ГКО и вовлечённость банков в спекуляции с этими бумагами, но и результат слабой регуляторной базы, которая привела к ослаблению банковского сектора. А что это значит? Это значит, что банковский сектор стал накапливать на своих балансах активы плохого качества: кредиты с плохо оформленной документацией, со слабыми залогами, предприятиям с низким уровнем кредитоспособности. В таких условиях отказ Правительства от погашения своих ценных бумаг сработал как спичка, поджигающая цистерны с горючим: залоги в банках были такого низкого качества, что их реализация а) не могла быть срочной и б) не могла принести и половины от выданной суммы кредита. Учитывая, что целый год до этого сам Центральный Банк пытался развивать рынок ценных бумаг и для этого обязал ТОП-27 банков скупать ГКО на каждом первичном аукционе в размере не менее 1% от собственного капитала каждого банка, ядро банковской системы (ТОП-30) оказалось повязано с Правительством через эти долги прочной верёвкой. А поскольку на долю ТОП-30 по итогам 1997 года совокупных активов приходилось 70% (Отчёт за 1997 год), проблемы с ликвидностью затронули практически весь рынок.

Здесь мы наблюдаем зависимость реального сектора экономики от финансового и наоборот. Экономика России в те годы находилась в состоянии транзита (перехода на рыночные рельсы) и материально-техническая база и производственные фонды оставляли желать лучшего. Банки не стремились к проектному финансированию, а предпочитали кредитовать торговлю. Такие кредиты, как правило, выданные на оборотные средства, относятся к кредитам с не очень хорошим качеством заёмщика. В результате слабый, заигравшийся в государственную пирамиду, банковский сектор тоже остался незащищён и со стороны реальной экономики: лишь только курс иностранной валюты рванул вверх, как все импортёры-заёмщики разбежались кто куда.

Второй кейс относится к росту ВВП и активов банковской системы за последние десять лет. В этот промежуток входит эффект от первой волны антироссийских санкций, применённых в конце 2014 года (Рисунок 1).

Обратите внимание, что по результатам 2016 года активы банковской системы России упали с 80,61 трлн рублей до 78,15 трлн рублей. Это было связано с несколькими причинами, но две из них, наиболее яркие, я напомню: именно в 2016 году в результате постепенного окончания политики смягчений, которую Банк России начал внедрять в 2014 году, своих лицензий лишилось больше сотни (102) банков, среди которых были банки, входившие в ТОП-60: НОМОС-банк, ТатФондБанк. Под санацию попал банк ПЕРЕСВЕТ. В 2017 году динамика продолжилась – 106 банков лишились своих лицензий, а крупные банки ТОП-30 попали под санацию (Открытие, Промсвязьбанк, БИН). Сокращение активов системы сказалось на замедлении роста ВВП. Это, к слову сказать, прекрасно иллюстрирует влияние проблем финансовой системы на рост экономики.

Я приведу ещё несколько исследований, в том числе и сделанных западными учёными, в отношении влияния здоровья банковского сектора на реальный сектор экономики и наоборот.

Первое исследование каждый читатель может провести самостоятельно. Попробуйте построить две кривые, желательно минимум за 10 лет. Первая кривая будет отражать динамику кредитного портфеля банковской системы, а вторая – динамику ВВП на душу населения. Это к вопросу о нас с вами, обывателях. Ведь принято думать (с точки зрения частного лица), что основная функция банков при работе с населением – это принять сбережения на вклад. Совсем недавно мы узнали, что выдать представителю этого самого населения (то есть домохозяйству) ипотечный кредит – тоже важная функция банка. А вот влияет ли способность банка финансировать экономику вообще на нашу с вами жизнь, социальную защищённость, богатство общества? Проверить можно, если соотнести эти две кривые (Рисунок 2). На графике видна положительная корреляция. В странах с развитой экономикой и устоявшейся банковской системой эта зависимость ещё стабильней и более ярко выражена. И мы можем думать так: развитие и укрупнение банковской системы улучшает нашу жизнь, общество богатеет, ведь банки кредитуют реальный сектор и вот вам – ВВП на душу населения растёт. Но может быть и вовсе наоборот: улучшение реального сектора экономики и повышение нашего благосостояния даёт возможность финансовому сектору расти и богатеть.

Я напомню, что по состоянию на 1 января 2022 года в России в банковской системе было размещено 34,6 трлн рублей средств населения на разные сроки (без учёта счетов эскроу). Что такое 34,6 трлн рублей? Это, по данным Банка России, примерно 29% ВВП и примерно 50% всех доходов населения, заработанных им в 2021 году. А активы банковской системы России сегодня составляют 97% ВВП, кредитные портфели – 59,4%. То есть, на минуточку, российские банки финансируют свои кредитные операции средствами физических лиц на 44,5%. Средства физических лиц традиционно считаются одним из самых устойчивых статей в обязательствах банков ввиду инертности вкладчиков. Значит, чем больше мы, физики, принесём в банки, тем больше банки будут финансировать экономику. И что же раньше появилось, курица или яйцо?

Одно из исследований американцев Кинга и Левайна в 1993 году, кстати, было направлено на то, чтобы отучить публику измерять благосостояние и пользу банковской системы лишь ростом активов. Они сказали, а почему бы не посмотреть, какой процент от ВВП составляет ликвидность, аккумулированная банками? Ведь, как вы все знаете, в России, к примеру, банковский сектор очень прочно занял позиции посредника между физлицами и сектором инвестиций, а рынок прямых инвестиций, где частные лица могли бы свободно вкладывать деньги в экономику, минуя банки, у нас развития должного не получил и теперь даже неизвестно, получит ли.

Вопрос развития и послаблений для банков имеет колоссальное значение. Именно на них, послаблениях качественного и количественного характера, строится антикризисная программа любого финансового регулирования: расширение инструментов ликвидности от регулятора, правительственные программы с пониженной процентной ставкой кредитования, разрешение банкам на более мягкое отражение качественных характеристик кредитных портфелей и портфелей ценных бумаг. Анализ Strahan и Jayaratne (1996) выявил, что смягчение регуляторной политики банковского законодательства в некоторых американских штатах в начале 80-х годов прошлого века сразу же позволило экономикам этих штатов уйти в значительный отрыв от тех, где банковское законодательство осталось неизменным. И в данном случае на отрезке 80-х годов совершенно точно сначала шли банки, а за ними – реальный сектор экономики.

Хорошо, мы посмотрели, каким образом улучшение банковского сектора влияет на реальный. А вот если, скажем, в банках произошёл дефолт, есть ли исследования, подтверждающие, что хуже становится не только тем, кто в банки принёс деньги – ведь население застраховано – а тем, кто является банковским заёмщиком, то есть, вот этому самому реальному сектору станет ли хуже или гори они все огнём, эти банки?

Есть такие исследования, да. По сути своей банки – это кредиторы-инсайдеры. Исходя из этой концепции, принято думать, что, благодаря умелому мониторингу, корпоративный заёмщик постоянно находится под контролем, даже если банк финансирует долгоиграющий проект. Сами же корпорации не всегда обладают полноценной информацией о финансовом состоянии банка-кредитора, есть в этом некая информационная асимметрия. Так вот, если у банка возникает проблема, и он не в состоянии продолжить финансирование компании, это: а) в лучшем случае удорожает её проект и удлиняет его сроки и б) в самом плохом варианте может поставить под угрозу само существование фирмы-заёмщика. Последнее случается, как правило, при системном финансовом кризисе, когда страдает большое количество банков, но и единичный случай «провала» СЗКО может стать фатальным для бизнеса. К такому выводу пришли регуляторы FDIC (Федеральная Корпорация по Страхованию Вкладов) в 1984 году, когда Континентальный Банк Иллинойса объявил дефолт: 53 крупные компании-заёмщика этого банка были вынуждены объявить о своём банкротстве.

Разумеется, вопрос о полезности такого финансового посредника, как банки, можно ещё много и долго обсуждать. И мне думается, что в России, с учётом структурной перестройки экономики и экспортно-импортных потоков, этот вопрос будет подниматься ещё не раз. Но я надеюсь, что при его решении будет учитываться то огромное взаимное влияние, которое оказывают друг на друга финансовый и реальный секторы экономики.

Текст Надежда ГРОМОВА