Часто можно услышать вопрос: зачем мы идеализируем ситуацию, зная, что проблема наличия «плохих» активов у банков является достаточно острой. Но при этом упускаются из виду очень важные факторы. Например, то, что в России и в других странах разное понимание того, что считается «плохими» долгами. Мы относим к числу таковых кредиты четвертой и пятой группы. Это действительно очень плохие кредиты, и их доля в совокупном кредитном портфеле российских банков составляет на сегодняшний день, по нашим оценкам, 10%. А просрочка в целом – не превышает 5%. Но под «просрочкой» мы понимаем именно просрочку – когда со времени очередного и неосуществленного платежа прошло более 90 дней. И мы считаем такой подход более правильным, чем подход западных стран при оценке объема «плохих» долгов в экономике.

Второй немаловажный момент: когда говорят, что мы рисуем слишком идиллическую картину, а независимые эксперты – наши и не наши – реальную, забывают об одном. Если бы сбылись ранее сделанные прогнозы этих экспертов, наша банковская система уже давно оказалась бы на грани выживания. Ведь звучали предсказания о том, что доля «плохих» долгов в ней составит и 40%, и 50%, а одно очень уважаемое рейтинговое агентство заявило, что, видимо, в России к концу года просрочка достигнет 70%. И что – эти прогнозы подтвердились? – Нет, и более того – недавно в FinancialTimes я прочел заявления представителя того же агентства о том, что Россия, похоже, чего-то придумала, преодолела свои проблемы, и теперь у нас будет совсем другая ситуация.

Я не хочу рассуждать на тему, почему эти агентства, и эти эксперты делают подобные заявления. Хочу только сказать, что, по моему убеждению, мы анализируем ситуацию не хуже, а лучше этих экспертов, и последние события подтверждают это. Мы, например, понимали, что просрочка не будет расти «линейно», что постепенно темпы ее роста будут снижаться, и ситуация в системе начнет стабилизироваться. Эксперты же, о которых я говорил, придерживались иной точки зрения, и в результате приходили к выводам и озвучивали прогнозы, в соответствии с которыми российская банковская система в принципе должна была прекратить свое существование.

Повторю – мы в Банке России мониторим ситуацию на постоянной основе и, кстати говоря, проводим стресс-тесты, о необходимости которых столько говорилось в последнее время. Другое дело, что мы не обнародуем их результаты. Не потому, что они какие-то устрашающие, а потому, что вероятность реализации сценариев, предложенных в рамках стресс-тестов, составляет 1% или 5%. То есть, она крайне мала. Но, если обнародовать результаты стресс-тестирования, то в прессе будут печататься и обсуждаться именно они, а не вероятность их наступления.

Теперь по вопросу о том, что следует делать с «плохими» активами. Никто не отрицает, что эта проблема реально существует, и мы это прекрасно осознаем. Когда у банка баланс отягощен «плохими» долгами, это снижает доходность финансовой организации, и сразу наносит ей несколько ударов. Первый из них заключается в том, что снижается привлекательность банка с точки зрения внешних инвесторов. Второй – в том, что у банка будет меньше прибыли, и он, соответственно, будет иметь меньшие возможности обращать прибыль в капитал. И третий – баланс в результате оказывается отягощен непрофильными активами, и банку приходится заниматься несвойственной ему деятельностью.

Но вот в чем вопрос – следует ли, осознавая все эти негативные последствия, создавать специализированную структуру для выкупа у банков «плохих» долгов? Предложения сделать это озвучивались в последнее время неоднократно. Но при этом как-то упускалось из виду, что сейчас нет ни одной страны, где производился бы массовый выкуп у банков таких долгов! Нам указали в качестве примера Швейцарию – но там выкуп «токсичных» активов производился преимущественно у UBS и еще у одного крупного банка. И в других странах выкупали тоже только «точечно», у банков, которые правительства этих стран хотели поддержать. Выкупа у всех финансово-кредитных структур не было ни у кого!

Теперь посмотрим на это предложение под другим углом. Банк накопил большой объем «плохих» долгов, и теперь хочет, чтобы государство скупило их практически по балансовой стоимости, хотя на деле эти долги стоят сейчас намного дешевле. Вот и хотелось бы спросить: как мы будем смотреть в глаза остальным нашим гражданам, если начнем делать это? Мы не будем давать деньги человеку, которого выгнали с работы, а будем давать их собственникам банков?

Мне могут возразить, что, занимаясь санацией, государство фактически производило подобный «выкуп» банков. Но не стоит забывать о том, что результатом процесса оздоровления становилась смена собственников банков, попавших под санацию. При этом зачастую за свои активы экс-владельцы получали 1 рубль! В случае же с созданием «плохого банка» нам предлагают выкупить долги по номиналу и оставить собственника «у руля». Разумно ли это? Следует ли предоставить банкам право «спихивать» неработающие долги на государство, чтобы государство потом с ними разбиралось? Уверен, что нет!

Еще один момент, на котором хотелось бы остановиться особо. Когда у нас призывают создать специализированную структуру по выкупу «токсичных» активов, как-то забывают, что на Западе, к примеру которого апеллируют, выкупают в основном долги, обеспеченные либо недвижимостью, либо ценными бумагами. Доля таких кредитов в портфелях наших банков очень невелика. Зато достаточно часто можно увидеть кредиты, которые собственники банков фактически выдавали сами себе, на финансирование других своих проектов. Открыто они делать это не могли, поскольку «натыкались» на нормативы, установленные регулятором, и поэтому выдавал кредиты «фирмам-прокладкам». То есть, они уже раз нажились, а теперь хотят нажиться повторно, «спихнув» эти активы государству.

В заключение хочу сказать – я защищаю интересы банков. Чтобы у народа сохранилось доверие к ним, чтобы не возникло чувство отторжения, мы, как регулятор, должны вести себя достаточно жестко. Гораздо жестче, чем те предложения, которые к нам поступают.