«В тот час, когда подводный аппарат Качается у бездны на ладони...»

- Александр Моисеевич, проходя по коридорам вашего института, вспоминаешь почему-то романы братьев Стругацких.

- «НИИЧАВО»? Скорее, думаю, это грустная ассоциация. Наш институт, который когда-то был одним из ведущих в мире, сейчас находится в упадке. Нас поддерживал ВПК: ведь именно он подпитывал космос с одной стороны и океан - с другой. Так что если мы теперь напоминаем романы Стругацких, ничего хорошего в этом нет - наш институт занимался и занимается серьезными проблемами фундаментальной науки, жизнью океана, проблемами океана. Если уж вспоминать фантастику, то скорее Станислава Лема: океан как единое существо.

- Кто сейчас занимается фундаментальной наукой?

- К сожалению, в основном это очень старые люди, которые больше ни на что не годятся. Система оплаты в Академии наук сейчас такова, что я, как зав. лабораторией, профессор, получаю $100 в месяц. А кандидат наук и того меньше. Молодая семья прожить на эти деньги не может, поэтому талантливые молодые люди - кто уезжает за рубеж, кто уходит в бизнес... В Силиконовой долине я видел много наших, и это очень грустно.

- А вы сами давно в науке?

- Наукой я занимаюсь, в общемто, всю жизнь. В далеком 1957-м я окончил Ленинградский горный институт (я - ленинградец, блокадник), работал в Институте геологии Арктики, около 17 лет провел в экспедициях на Севере. Мы искали никель, уран, много чего искали... В 1961 г. я попал на борт парусника «Крузенштерн» и с того момента начал заниматься наукой в чистом виде, использовать геофизический метод для исследования океана. В 1968 г. защитил кандидатскую, а в 1972-м перевелся в Москву в Институт океанологии. Это был «гвардейский полк» из всех институтов, сюда было невозможно попасть зарубежные плаванья, огромный исследовательский флот. В 1981 г. я защитил докторскую, а в 1985-м возглавил Лабораторию геомагнитных исследований, которой руковожу до сих пор. Впрочем, сейчас я перехожу на должность главного научного сотрудника, поскольку мой возраст не позволяет занимать руководящую должность. Но тем не менее наукой продолжаю заниматься. На сегодняшний день у меня 250 научных работ, 9 монографий...

Я мог позволить себе писать то, что хочу, невзирая на то, печатают меня или нет, запрещают или разрешают

- А чем конкретно вы занимаетесь сейчас?

- Мы используем тонкую пространственную структуру аномального магнитного поля для решения как фундаментальных, так и прикладных задач геологии. В частности, для прямых поисков нефти и газа...

- Но ведь это очень актуально! Разве и здесь проблемы с финансированием?

- Ну какие-то контракты, конечно, у нас есть. Кроме того, наш метод применим для поиска на грунте источников экологической угрозы так, в Балтийском море мы обнаружили затопленные суда с химическим оружием на борту. Не менее актуальной является проблема, где произойдет следующее землетрясение, вызывающее цунами. Это одна из главных задач науки сегодня, после недавней трагедии на Суматре. Скорее всего, это будет у нас на Камчатке...

- Такой же разрушительной силы?

- Да. Хотя такого количества жертв не будет, но только потому, что там плотность населения гораздо меньше. Это может произойти в течение ближайших лет. Чтобы более точно установить срок, нужно проводить исследования. Вообще, все силы сейчас надо бросать туда.

- А какие-то меры в связи с этим предпринимаются?

- Это уже вопрос не ко мне, а к тем, кто распределяет деньги сверху.

«Подтянувши струны старенькой гитары...»

- Что началось раньше: ваша научная карьера или творческая?

- Раньше все-таки были стихи. Примерно с седьмого класса я занимался в Студии литературного творчества Ленинградского дворца пионеров. Ею руководил замечательный педагог и поэт Глеб Сергеевич Семенов. Это определило мой интерес к стихам и всю мою дальнейшую жизнь. Что касается песен, то увлечение ими связано с первыми экспедициями. После III курса мы поехали на Памир, и под влиянием той атмосферы, песен безымянных авторов, которые мы пели под гитару, я стал пытаться сочинять свои. Дальнейшим толчком послужили те 17 лет, что я провел на Крайнем Севере. Там я уже начал писать песни всерьез - то есть придумывать мелодию и стихи. Но на гитаре я никогда не играл и не играю.

- На сцене или вообще?

- Вообще. То есть я знаю шесть аккордов, но очень плохо их беру. И потом - мне всегда везло с прекрасными аккомпаниаторами.

- У вас когда-нибудь возникала мысль заняться только творчеством?

- Да, она возникала с самого начала. Но мои родители говорили, что мужчина должен иметь твердую специальность, технический диплом. Я окончил школу в 1951 г., и было очевидно: если пытаться прожить на литературные заработки, то я или умру с голоду, или, что гораздо хуже, начну продаваться. Поэтому я и сам хотел получить надежную профессию и независимо от политического строя честно зарабатывать кусок хлеба. Это и определило мой выбор. Я мог позволить себе писать то, что хочу невзирая на то, печатают меня или нет, запрещают или разрешают. Тогда как многие поэты, которых не печатали, вынуждены были подрабатывать литературными переводами.

- В представлении большинства обывателей бард - это человек, который сам пишет музыку, стихи, сам играет на гитаре и поет...

- В общем, правильно.

- Но вот вы, например, на гитаре не играете. А Татьяна и Сергей Никитины не писали стихов. Можете тогда дать какое-то определение авторской песне?

- Ну, его и до меня многие давали. Самое точное принадлежит Булату Окуджаве: бард - это «поэт с гитарой в руках». Есть более академическая трактовка авторской песни это «музыкальное интонирование русской поэтической речи». При любом из этих определений главное, чтобы в песне была поэзия, Поэт. К сожалению, с уходом из жизни первого поколения бардов - Окуджавы, Высоцкого, Визбора, Галича - о поэтической речи стали забывать. И то, что сейчас называют авторской песней, не является ею в том понимании...

- Что, на ваш взгляд, люди сейчас находят в авторской песне? Почему она до сих пор популярна?

- Думаю, что люди находят в ней ответы на собственные глубинные вопросы. Смысл жизни, свое место в этом мире, любовь... Какие-то вещи, которые сохраняют свою ценность в наше «мусорное» время. Искусство вообще, и авторская песня в частности, обращается к тихим струнам человеческой души, это задушевный разговор с гитарой руках. К сожалению, в наше время продажной эстрады, «Аншлага-аншлага», псевдоблатной лирики на радио «Шансон» и прочей пошлятины авторская песня остается менее востребованной.

- Но ведь и раньше одни люди интересовались одним, а другие - другим.

- Да, конечно. Авторская песня изначально возникла как протест против идеологизированной советской эстрады. Получается, что она всегда так или иначе находится в оппозиции к официальному искусству, к государству независимо от социальной основы этого государства.

- Авторская песня - это сугубо российское явление?

- Аналоги в других странах были всегда - средневековые сказители, трубадуры. Хорошая школа шансона была «импортирована» к нам из Франции вместе с песнями Жоржа Брассанса, Ива Монтана. Огромный пласт русской культуры составили цыганские песни. Другое дело, что каждый раз это звучало по-разному. Я считаю, что авторская песня 60-х гг. неповторима - она попала в хрущевскую оттепель, в резонанс народного настроения, и осталась в истории как точная примета своего времени.

«Крокодилы, пальмы, баобабы И жена французского посла...»

- Судя по вашим песням, вы бывали во многих странах мира. Никогда не подсчитывали точно, в скольких?

- В нескольких десятках - точно. Мне повезло со специальностью. Наверно, если бы я не плавал все эти годы, то вряд ли писал песни и вряд ли удержался бы на романтическом настрое, к которому совершенно не располагает наша жизнь. Может быть, наивно со стороны, что человек в моем возрасте верит в какие-то дурацкие бредни типа Атлантиды.

- В какой стране вам понравилось больше всего?

- Я бывал во многих странах. По уровню жизни и порядку мне больше всего нравится Германия. После нее в любой стране кажется грязновато. Но, на мой взгляд, кроме России, русский человек может жить только в трех странах: это Израиль, США и Канада. Там все как будто откуда-то приехали. А в стране с монокультурой всегда будешь чувствовать себя чужим.

- А что вам не понравилось за границей?

за границей? - Отсутствие русского языка. Без него чувствуешь себя, как человек с аквалангом: понимаешь, что еще немного, и нужно всплывать. От языка идет и многое другое: там нет моей жизни, моего детства. Я всю жизнь прожил здесь, и мне уже поздно что-то менять. Просто невозможно.

«Мою внучку зовут Рахиль, Моей внучке двенадцать лет...»

- Расскажите о своей семье.

- Я был женат дважды. Первый раз я женился в Ленинграде, потом развелся. В 1972 г. женился на московской поэтессе Анне Наль, переехал в Москву. От первого брака у меня сын и три внучки.

- Одну из которых, судя по песне, зовут Рахиль?

- Да, младшую. Это моя самая любимая внучка. Ей сейчас 15 лет, старшей - 17, средней - 16. Сын у меня живет в Иерусалиме, работает в системе медицинской службы врачом-лаборантом. Старшая внучка родилась в России, остальные в Израиле. От второго брака у меня детей нет.

- Внучек часто видите?

- Примерно раз в год, когда приезжаю в Израиль. Иногда с концертами (например, в минувшем году я был там на Международном фестивале Булата Окуджавы), чаще просто в гости.

- Девочки были в России?

- Пока нет. Но собираются приехать в этом году.

«Для чего, глотая слезы, плыть куда-нибудь, Где, и деньги ухватив, nостаешься нищим?»

- Пользуетесь ли вы какими-либо банковскими услугами, продуктами? Например, пластиковой картой?

- Нет, как-то в силу своего возраста я это новшество не освоил. И потом, при всем уважении к нашей банковской системе, у меня нет уверенности, что банк выполнит все обязательства передо мной. В частности, что государство ему позволит это сделать. Во время дефолта 1998 г. мои деньги сгорели в банке «Российский кредит». Там были все наши сбережения, мы собирались покупать дачу... Так и не купили, и теперь вряд ли купим. А ведь сейчас очевидно, что кризис был спланирован для разорения одних и обогащения других.

- Пользовались ли вы когда-нибудь кредитом? Как вы относитесь к кредитам вообще?

- Знаете, я и раньше никогда не любил брать деньги в долг. И если это все же происходило, очень переживал. Поэтому кредитами я не пользуюсь. Но в то же время понимаю, что молодым семьям это нужно, что у нас должны быть доступные кредиты, в том числе ипотечные. Молодые, если они уверены в своем завтрашнем дне, могут решать свои проблемы с помощью кредитов. Но опять-таки для этого нужна стабильность банковской системы, бизнеса. У нас бизнес очень уязвим, и недавние громкие дела, связанные с «ЮКОСом», подтверждают это.

«И подавать я не должен виду, Что умирать не хочется...»

- Недавно вы еще и снялись в фильме. Расскажите об этом немного.

- Это остросюжетная мелодрама «Экстренное торможение». Я там играю, как мне и полагается по возрасту, старичка с собачкой.

- Вы любите иронизировать по поводу своего возраста. Как-то ощущаете его?

- Когда я здоров - нет. Пока не посмотрюсь в зеркало.

- В детстве, юности, вы любили считать, сколько лет вам будет в 2000 году?

- Я был уверен, что не доживу до 2000 г. Мне казалось, что это безумно далеко. И я очень счастлив, что удалось дотянуть до этого рубежа.

- А как вы представляли себе жизнь в XXI веке?

- На одной из старинных гравюр нарисовано, как человек влез по лестнице на небо, просунул голову в дырку на небосводе и смотрит, что там, по ту строну. Вот я себя сейчас ощущаю примерно таким человеком. Очень интересно, что принесет XXI век дальше... Я абсолютно не верю в те «ужастики», которыми нас пугает современная наука: потоп, оледенение, озоновая дыра - фигня это все. На самом деле, человечество еще поживет на этой Земле. В своих фильмах «Атланты в поисках истины», которые идут по телеканалу «Культура», я пытаюсь разобраться в этих вопросах. Интересно будет, когда кончатся уголь, нефть: придется искать новые источники энергии...

- А это реально?

 - Реально. Вообще мир стремительно меняется, и очень интересно знать, что будет хотя бы через полвека. Я никогда не думал, что развалится Советский Союз, а вот видите - это произошло. Никогда не думал, что так обострятся противоречия между исламом и всем остальным миром. Или то, что мы еще празднуем 60-летие Победы, машем кулаками по поводу немецкого фашизма, а у нас уже 50 тысяч собственных нацистов, скинхедов, не считая РНЕ.

- Какие достижения прогресса вам кажутся наиболее невероятными?

- Самым невероятным, хоть это и наивно, мне кажется мобильный телефон. Огромная победа - создание Интернета.

- Вы пользуетесь Интернетом?

- Да, конечно! К важным достижениям относится расшифровка генома человека, возможность клонирования животных. Открытия, которые совершены в глубинах океана, где нашли новые формы жизни - существа, которые будут жить тогда, когда погаснет солнце. Необъятное количество открытий! И поэтому очень интересно, что будет завтра, и очень не хочется помирать сегодня.

Возврат к списку