Лавры первого управляющего Государственного банка Российской империи принадлежат барону Александру Штиглицу. Но и его современники, и историки, изучающие этот период, считают, что главную роль в становлении регулятора национального финансового рынка сыграл другой человек -Евгений Иванович Ламанский, который занял должность управляющего после ухода Штиглица в отставку. И если деятельность главы банкирского дома «Штиглиц и К» на государственной службе современники оценивали неоднозначно, то к Ламанскому, по-видимому, все испытывали безусловное уважение. Что и неудивительно, если учесть, что Евгений Иванович считался одним из виднейших российских экономистов и одним из самых успешных банкиров за всю историю России.

ДЕТСТВО, ОТРОЧЕСТВО, ЮНОСТЬ

Современники считали, что Ивану Ивановичу Ламанскому очень повезло с сыновьями: все они стали людьми, известными не только в России, но и в Европе. Владимир Иванович Ламанский занялся изучением истории славянских народов и стал автором многих фундаментальных работ по славянской культуре. Сергей Иванович Ламанский увлекся теоретической физикой и написал несколько работ по флуоресценции. Старший сын, Яков Иванович Ламанский, проживший всего 28 лет, успел стать директором Санкт-Петербургского технологического института. А Евгений Иванович Ламанский, герой нашей статьи, прославился как человек энциклопедических познаний, личность, сыгравшая ключевую роль в становлении и развитии российской банковской системы.

Но если Ивану Ивановичу Ламанскому повезло с сыновьями, то и его детям точно повезло с отцом. Карьеру Ла-манский-старший сделал не благодаря знатному происхождению или связям в высшем обществе, а исключительно благодаря своим личным и деловым качествам. Потомственное дворянство он получил в качестве признания его заслуг перед государством, и то же самое признание привело его на должность директора Особой канцелярии по кредитной части Министерства финансов Российской империи. Всем своим четырем сыновьям Иван Иванович с детства привил трудолюбие, целеустремленность и любознательность, а заодно и дал лучшее по тогдашним меркам образование: Евгений Иванович, например, поступил в знаменитый Царскосельский лицей, который в свое время окончили и Пушкин, и министр иностранных дел России Горчаков, и многие другие. Примечательно, что казенное место для будущего главного банкира империи в Царскосельском лицее освободил завершивший в том же году обучение будущий министр финансов Михаил Христофорович Рейтерн.

Царскосельский лицей славился во времена обучения в нем Евгения Ламан-ского не только высоким уровнем образования, но и вольнодумством. Поэтому в 1843 году, как раз когда Евгений Иванович учился в нем, заведение было переименовано указом Николая I в Александровский лицей и переведено из Царского Села в Санкт-Петербург. Официальная версия заключалась в том, что старое лицейское здание - Великокняжеский флигель Большого Царскосельского дворца - стало тесным для учебного заведения. Неофициальная - в том, что император, в свое время сам чуть было не ставший жертвой вольнодумцев, решил поставить воспитание и обучение будущей элиты под жесткий контроль. Тот факт, что Евгений Ламанский потом был замечен среди петрашевцев,  наверное, можно рассматривать как доказательство, что полностью «задавить» этим жестким контролем ростки свободомыслия Николаю I так и не удалось. По крайней мере, в случае с будущим руководителем Госбанка империи.

КАМЕНЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ, ИЛИ «ДЕЛО ПЕТРАШЕВЦЕВ»

После окончания лицея молодой человек стал делать обычную для того времени и для его происхождения карьеру. Поступил на службу в Департамент государственной экономии Государственной канцелярии, где рассматривал законопроекты, связанные с развитием экономики, ежегодные сметы общих государственных приходов и расходов, финансовые сметы министерств и т.д. Все сулило ему прекрасное безоблачное будущее… кроме уже упомянутого выше дела петрашевцев. Вместе с братом Порфирием Ивановичем Евгений Ламан-ский был привлечен к дознанию. От печальных последствий (как то: расстрел -правда, несостоявшийся - или ссылка в Сибирь, вполне состоявшаяся для ряда участников кружка) будущего банкира спасло то, что наиболее радикальных взглядов петрашевцев он не разделял, а на заседаниях кружка присутствовал «по молодому интересу», а не с целью смены политического строя империи. Тем не менее ему пришлось пережить допрос в печально известной Петропавловской крепости, о котором сам Ламан-ский впоследствии вспоминал с юмором. Генералов - членов следственной комиссии крайне заинтересовали взгляды юноши на свободу торговли: в приверженности им они увидели те самые ростки свободомыслия, которые привели некоторых участников кружка на эшафот.

Резонный вопрос: почему связь со столь опасными людьми, как петрашевцы, не сломала Евгению Ламанскому карьеру? Напрашивающийся вывод: «заложил» своих друзей - не подтверждается фактами. Многие петрашевцы продолжали поддерживать с Евгением Ивановичем хорошие отношения, среди них был и Федор Михайлович Достоевский, чьего пасынка Евгений Ламанский, уже будучи управляющим Госбанка, пристроил на службу в Волжско-Камский банк.

Так что скорее можно предположить другое. На «небольшие» прегрешения, совершенные людьми по молодости, правительство было склонно смотреть сквозь пальцы: через несколько лет после «дела петрашевцев» в связи с осужденным Чернышевским был замечен один из чиновников военного министерства Николай Обручев. Несмотря на то что обвинения против него были куда более весомыми, чем против Ламанского, молодой человек совершил блестящую карьеру, поднявшись до должности замминистра, а затем - до должности начальника Генерального штаба.

Тем не менее на какое-то время карьерный рост Ламанского «затормозился». На службу в Министерство финансов он был переведен только через семь лет после описанных событий, правда, сразу занял там довольно высокий пост чиновника особых поручений при министре Петре Федоровиче Броке. По иронии судьбы, пребывание Ламанского в Министерстве финансов пришлось на один из самых сложных периодов в истории этого ведомства. Затянувшаяся Крымская война 1853-1856 годов обернулась для страны полномасштабным финансовым кризисом. Справедливости ради следует отметить, что и до войны дела обстояли не блестяще: более половины доходной части государственного бюджета составляли подушная и оброчная подати и так называемый питейный доход. Сборы по всем трем этим статьям оставляли желать лучшего, так что на протяжении всех 40-х и 50-х годов XIX века бюджет страны был хронически дефицитным. В 1855 году общая сумма государственного долга России достигла 1 млрд 198 млн рублей. Внешние займы, привлекаемые банкирским домом «Штиглиц и К», позволяли лишь несколько облегчить ситуацию, но не решить «корневые» проблемы шатающейся финансовой системы страны.

Практика оставляла желать лучшего, и Евгений Ламанский в поисках путей решения проблемы обратился к истории. С одной стороны, он осуществлял исследования, посвященные истории государственных финансов и кредитных установлений в России. С другой - обращался в своих научных работах к изучению опыта западноевропейских стран. Здесь особенно помогла двухлетняя зарубежная командировка, предпринятая Ламанским в 1857-1858 годах.

ПРАВАЯ РУКА БАРОНА ШТИГЛИЦА

Возвращение Евгения Ламанского в Россию пришлось на период, когда события в государственных финансах развивались по принципу «от плохого к худшему». Ситуацию осложнял не только уже упоминавшийся выше хронический бюджетный дефицит, но и тот факт, что Россия незадолго до печального для нее завершения военных действий вступила в цикл экономического подъема. Резкий рост предпринимательской активности и бурный расцвет акционерных обществ (названный впоследствии «акционерной горячкой») привел к вполне прогнозируемым последствиям: оттоку вкладов со счетов государственных банков. Если в 1857 году сумма затребованных вкладов превысила вложения на 11 млн рублей, то в 1858 году этот разрыв составил 52 млн рублей, а в 1859-м - 104 млн рублей.

Власти страны поняли, что на этот раз погасить разгорающийся огонь финансового кризиса «капельным способом» не удастся: не случайно великий князь Константин Николаевич сделал в своем дневнике весьма примечательную запись, посвященную как раз «банковскому вопросу»: «...Наше положение страшное. Дай Бог, чтоб, наконец, глаза раскрылись и чтоб перестали действовать обыкновенной нашей манерой -полумерами, а приняли, наконец, пусть болезненные, но решительные меры».

Одной из болезненных, но решительных мер, на принятии которых настаивал брат нового императора, стала ликвидация Государственного коммерческого банка, место которого должен был занять вновь организованный Государственный банк, созданный указом 12 июня 1860 года. Тогда же был ликвидирован и Государственный заемный банк. Дела его сначала были переданы Петербургской сохранной казне, а с ее ликвидацией - в Государственный банк.

Два главных вопроса, которые власти страны должны были решить при создании Госбанка: каковы будут его функции и полномочия и кто возглавит вновь созданную госструктуру. На первый должен был дать ответ «мозговой центр», возникший «под крылом» Министерства финансов. На второй - сам император, которому, если верить слухам, пришлось выбирать между Евгением Ламанским, считавшимся одним из самых видных экономистов того времени, и Александром Штиглицем. Выбор пал на Штиглица - как утверждали современники, в немалой степени потому, что барон угрожал в противном случае покинуть Россию и «свернуть» дела своего банкирского дома. А между тем именно «Штиглиц и К» организовывал для России самые крупные и самые выгодные внешние займы в течение последних нескольких десятилетий перед началом банковской реформы.

Судя по «Воспоминаниям», к своему предшественнику Евгений Иванович относился неоднозначно. С одной стороны, он считал, что из всех возможных кандидатур на должность управляющего Государственным банком кандидатура Александра Штиглица была наиболее приемлемой. С другой - указывал на недостатки непосредственного начальника, к числу которых относил «чрезвычайно узкий горизонт» и «следы дурного коммерческого воспитания». Однако в отличие от некоторых своих современников порядочность барона Ламанский под сомнение не ставил. Да и профессионализм, по-видимому, тоже, отмечая, что Штиглиц не докучал своим подчиненным мелочной опекой, а целиком полагался на их опыт и знания.

Справедливо или нет, но многие современники считали, что Штиглиц, заняв место управляющего Госбанком, так и остался, по сути, «банкиром Его Императорского Величества». А рутинная работа по выстраиванию новой госструктуры легла на плечи Ламанского. Именно Евгений Иванович являлся одним из главных разработчиков проекта устава банка, положив в его основу устав Центрального банка Франции (Banque de France). Им же были разработаны все основные инструкции по банковским операциям и делопроизводству. Поэтому вряд ли у кого-либо в Госбанке вызвал удивление тот факт, что после ухода в отставку в 1866 году Александра Штиглица бразды правления перешли в руки Евгения Ламанско-го. В течение года он выполнял обязанности и.о. управляющего Госбанком, а в 1867 году был утвержден на эту должность императорским указом и занимал ее в течение последующих 14 лет - до 1881 года. Этот «временной» рекорд пока не был побит.

УПРАВЛЯЮЩИЙ ГОСБАНКОМ

Семь лет, в течение которых Госбанк возглавлял Александр Штиглиц, были, по общему мнению, переходным периодом. Фактически все эти годы были потрачены на решение старых проблем, накопившихся за предреформенный период. В частности, на плечи Госбанка легла выплата долгов по обязательствам дореформенных кредитных установлений. Немало времени, как легко догадаться, ушло на урегулирование чисто организационных вопросов -например, на выстраивание работы по так называемому артельному принципу, при котором служащие госбанка отвечали друг за друга. К слову сказать, принцип оказался весьма эффективным, а его родоначальником считали все того же Евгения Ламанского.

К моменту прихода нового управляющего задачи Госбанка изменились, и причиной тому стали перемены в жизни всей банковской системы страны. Казенные банки сошли со сцены, зато появились и продолжали появляться частные акционерные банки. Поскольку Евгений Ламанский считал это не только закономерным, но и позитивным процессом, он был одним из тех, кто выступал за оказание «новорожденным» структурам всемерной государственной поддержки. По его представлению Государственным банком были открыты специальные текущие счета частным банкам под залог процентных бумаг. Им предоставлялись дешевый правительственный кредит, а также ряд специальных льгот, связанных, в частности, с освобождением от всех налогов, кроме гильдейского сбора.

«Врачеватель всех недугов» коммерческих банков - так называл Госбанк Евгений Ламанский. И по мере сил убеждал правительство действовать соответственно, что доказывает история с Московским коммерческим ссудным банком в 1875 году. Причиной краха этого весьма крупного по тем временам финансово-кредитного учреждения стала, как сейчас сказали бы, неэффективная политика риск-менеджмента. Московский коммерческий ссудный банк предоставил немецкому торговому дому Г. Струсберга кредит на сумму, превышающую 7 млн рублей, и не позаботился при этом о надежных гарантиях его возврата. За что и был наказан заемщиком, который кредит не вернул и тем самым поставил банк на грань выживания, коль скоро выданная взаймы сумма намного превышала собственные средства Московского коммерческого. Министр финансов Михаил Рейтерн в правительственной помощи банку отказал, но вместе с Евгением Ламанским предпринял меры, чтобы локальный кризис не перерос в полномасштабный, и дискредитации частного коммерческого кредита не произошло. Для предотвращения паники среди вкладчиков акционерных банков последним были предоставлены дополнительные (экстренные) кредиты Государственного банка. Министерство разработало особый порядок ликвидации обанкротившегося банка, чем также значительно ослабило накал возникших страстей. Московская контора Государственного банка получила разрешение принимать к учету до девяти месяцев по низкому проценту вкладные билеты Коммерческого ссудного банка. Благодаря всем этим предпринятым мерам с рынка исчез только Московский коммерческий ссудный банк, а остальные частные финансово-кредитные структуры пережили разразившийся кризис с минимальными потерями.

Развитие банковского сектора, по убеждению Ламанского, не являлось самоцелью - в нем он видел залог успеха российской экономики в целом. Поэтому, уже уйдя с должности управляющего Госбанком, последовательно выступал за развитие так называемого производственного кредита. С учетом этой цели, по его убеждению, было необходимо пересмотреть функции и задачи Госбанка, в уставе которого - как и в практической деятельности - «ничего не слышно о кредите для производства». «Основная идея Государственного банка - кредит под созданные ценности - является в настоящее время вредным анахронизмом», - писал Евгений Иванович в записке «О необходимости и задачах реформы Государственного банка», составленной в 1893 году.

Развивая кредит для производства в непосредственных интересах отечественной промышленности, Государственный банк, по мнению Ламанского, мог бы «превратить кредит из петли, в   которой   задыхаются   должники, в благодетельную культурно-экономическую силу». Постепенно «в результате такой банковой политики долг сделается положительной в хозяйстве величиной, ценным имуществом, а не вычетом из имущества». Эту идею второго по счету управляющего Госбанком Российской империи вполне разделял и министр финансов Сергей Витте. Во всяком случае, проект нового устава Госбанка, представленный им для высочайшего утверждения, был в известной мере ориентирован на то, о чем писал в своей «Записке» Евгений Иванович Ламанский.