Какими факторами было обусловлено практически обвальное падение мировых цен на нефть во второй половине прошлого года? Чем была вызвана самая существенная девальвация рубля за последние 15 лет? Каковы главные вызовы, стоящие сейчас перед российским банковским сектором, и есть ли смысл мегарегулятору финансового рынка в сложившихся условиях смягчать надзорные и регуляторные требования к поднадзорным субъектам? На эти и другие вопросы ответил в интервью NBJ заведующий кафедрой Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (РАНХиГС), заместитель председателя ЦБ РФ в 2002–2008 годах Константин КОРИЩЕНКО.

падение курса рубля – результат не чьего-то злого умысла, а накопленных дисбалансов

NBJ: Константин Николаевич, на Гайдаровском форуме министр финансов РФ Антон Силуанов высказал следующее предположение: на две трети падение курса рубля в конце прошлого года связано с обвалом мировых цен на нефть и на одну треть – с реакцией экономики России на введенные против нашей страны санкции. Вы разделяете эту точку зрения?

К. КОРИЩЕНКО: Я думаю, что все, кто занимается макроэкономикой, согласятся с моими словами: определить до процента влияние того или иного фактора на подобные явления крайне сложно. Соответственно, я бы не стал ни подтверждать, ни опровергать заявление министра финансов. Что касается моей точки зрения, то она такова: падение рубля стало следствием многолетних накопленных дисбалансов в российской экономике. 

NBJ: Каких дисбалансов?

К. КОРИЩЕНКО: Главный из них – реальный эффективный курс рубля за период с 2004 по 2014 год укрепился более чем на 50%. Я не видел таблицу мировых рекордов укрепления национальных валют за тот же период, но уверен, что Россия по этому показателю находится в первой тройке. Во всяком случае, реальные эффективные курсы валют других стран, входящих в БРИКС (Китая, Индии и Бразилии), укреплялись темпами, не превышающими в среднем 10%.

Собственно говоря, это и есть дисбаланс: национальная валюта укрепляется на фоне высокой инфляции. В прошлом году произошла существенная коррекция: с точки зрения реального эффективного курса рубля мы вернулись в середину 2000-х годов. Можно с определенной поправкой утверждать, что примерно на десять лет назад мы вернулись и с точки зрения уровня обеспеченности граждан. 

NBJ: Иными словами, тучные годы оказались съеденными?

К. КОРИЩЕНКО: Да. За счет ослабления курса рубля, которое мы наблюдали в конце прошлого года, этот дисбаланс по большей части выправился. И теперь, естественно, возникает вопрос: будем мы двигаться по пути ослабления или вернемся на тот путь, по которому шли в течение последнего десятилетия.

NBJ: Если я правильно понимаю, сейчас ответ на данный вопрос сложно дать.

К. КОРИЩЕНКО: Крайне сложно, и во многом этот выбор будет зависеть от факторов, которые были названы Антоном Силуановым – цены на нефть и санкции, введенные против России рядом стран. 

NBJ: Цены на нефть упали так резко, что многие эксперты стали выдвигать различные теории заговора – мол, это же неспроста. По Вашему мнению, что стало причиной обвала?

К. КОРИЩЕНКО: Есть фундаментальные факторы, главные среди них – перепроизводство черного золота вследствие увеличения объемов добычи сланцевой нефти в США и замедление темпов роста мировой экономики. Есть еще один немаловажный момент: нефть, как и целый ряд других товаров, превратилась из актива реальной экономики в финансовый актив. В этом легко убедиться, если посмотреть на рынок фьючерсов на поставки нефти: реальное исполнение контрактов здесь составляет всего 5–10% от общего объема заключенных сделок. Мы видим, что операции с фьючерсами и опционами все чаще оказывают большее влияние на динамику цен, чем соотношение спроса и предложения на рынке спот. 

NBJ: Если так силен спекулятивный фактор, то, наверное, очень сложно предсказать, как дальше будут вести себя цены на нефть?

К. КОРИЩЕНКО: Да, поскольку это вопрос из серии, что первично – курица или яйцо. Факторы, которые влияют на динамику котировок нефтяных контрактов, многообразны и в то же время тесно связаны друг с другом. То ли есть базовая динамика спроса и предложения на реальный актив, на основании которой происходит спекулятивная игра. То ли дело обстоит с точностью до наоборот: есть некий объем спекулятивных позиций, которые давят на рынок, и в зависимости от силы их давления на цены выстраивается текущее соотношение спроса и предложения. 

NBJ: Но тогда дальнейшую динамику цен на нефть можно спрогнозировать исходя из этих сценариев. 

К. КОРИЩЕНКО: В принципе, да. Если превалирующую роль играют фундаментальные факторы, то перспективы восстановления цен на нефть нерадужные хотя бы потому, что сокращение спроса – это долгосрочная тенденция, как и рост предложения за счет увеличения объемов добычи сланцевой нефти.

NBJ: Но сейчас много говорят о том, что добыча нефти – дорогостоящее занятие. Мы видим, что некоторые профильные компании как в США, так и в европейских странах сворачивают свою деятельность.

К. КОРИЩЕНКО: Известно, что большинство этих компаний осуществляли инвестиции не год и не два, поэтому пока у них достаточно ресурсов для наращивания добычи или поддержания ее на нынешних уровнях. Конечно, небольшие игроки сталкиваются с угрозой банкротства, это может привести к тому, что они будут поглощены сильными игроками. Иными словами, произойдет перераспределение бизнеса, но это не значит, что сланцевый бизнес в обозримом будущем прикажет долго жить из-за падения цен на нефть.

NBJ: Ну а если правят бал спекулятивные факторы?

К. КОРИЩЕНКО: Тогда мы можем увидеть так называемый волнообразный отскок: цена упала и через несколько месяцев отскочила вверх до очень высокого уровня. Есть аргументы и в пользу одного сценария и в пользу другого, и сейчас никто со стопроцентной уверенностью не скажет вам, какой из них реализуется.

ни в коем случае не надо впадать ни в одну, ни в другую крайность – иметь либо очень большую задолженность, либо очень маленькую

NBJ: Как уже говорили выше, в падении рубля многие эксперты (в том числе и министр финансов России) видят, если так можно сформулировать, нефтяную и санкционную составляющие. Наверное, санкции тоже сыграли определенную роль в ослаблении курса российской национальной валюты. Какую?

К. КОРИЩЕНКО: Санкции влияют на возможности наших компаний по рефинансированию долгов и на возможности расширения кредитования российской экономики. Ни для кого не секрет, что это расширение всегда шло за счет притока капитала, а сейчас мы видим прямо противоположное явление – отток капитала за 2014 год составил, по оценкам ЦБ, 150 млрд долларов. Это серьезная цифра.

NBJ: И она наводит на грустные размышления о будущем нашей экономики.

К. КОРИЩЕНКО: Знаете, как ни странно это может прозвучать, в данном процессе есть и позитивная сторона. Не знаю, заметили ли Вы, но на похожую величину – не полностью идентичную, но сопоставимую – уменьшилась внешняя задолженность российского государства и национальных компаний. Конечно, тут надо понимать, что это снижение стало, скорее всего, результатом замещения внешнего валютного долга внутренним. То есть наши банки прокредитовали наши компании, те, в свою очередь, закрыли свои долговые обязательства перед внешними кредиторами. Задолженность от этого, понятное дело, никуда не делась, но она, если можно так выразиться, поменяла гражданство. 

NBJ: В этом мне видится очевидный положительный фактор: очень сложно представить себе ситуацию, в которой внутренние кредиторы стали бы вести себя как внешние. Вряд ли наши банки при каком угодно раскладе присоединятся к санкциям и откажутся реструктурировать долги нашим компаниям или предоставлять им рефинансирование.

К. КОРИЩЕНКО: Вы абсолютно правы. Но тут есть момент, который не стоит упускать из виду. Если помните, то после кризиса 2008 года главным вопросом на повестке дня был следующий: будет происходить делеверидж, то есть снижение кредитной нагрузки на всех участников мирового финансового процесса, или будет иметь место рефинансирование задолженности. США, Япония и ЕС пошли по второму пути, и кредитная нагрузка на все субъекты экономики в этих странах осталась достаточно высокой. Поэтому для них жизненно важно сохранить низкие процентные ставки, иначе нагрузка по обслуживанию долгов станет неподъемной. Россия, судя по тому, что сейчас идет замена внешних кредиторов на внутренних, тоже пошла по второму пути. 

NBJ: Раз уж мы заговорили про долги, хотелось бы продолжить эту тему. Наверное, Вы заметили, сколько в последнее время статей и дискуссий о том, следует ли российским компаниям, в первую очередь тем, кто попал в черные списки, продолжать обслуживание своей внешней задолженности, или имеет смысл ввести мораторий на выплаты по долгам до момента снятия санкций. Каково Ваше отношение к данному предложению?

К. КОРИЩЕНКО: Мне кажется, что это абсолютно спекулятивные рассуждения. С таким же успехом можно говорить следующее: а давайте мы вообще откажемся от каких-либо экономических и торговых контактов с внешним миром и будем всю необходимую нам продукцию производить сами. Почему бы нет! Россия – богатая большая страна, способная произвести все: от фруктов до нефти и газа. Но сторонники этого призыва забывают, что одной из главных движущих сил экономики на протяжении многих веков было разделение труда и специализация. Не может один человек выполнить все домашние дела одинаково качественно, точно так же не может одна страна заниматься всем и сразу. Эффективность ее экономики, если она пойдет по такому пути, резко снизится.

NBJ: Это очевидно.

К. КОРИЩЕНКО: Тогда не менее очевидным должно быть и то, что отказ от выполнения своих договорных обязательств приведет к разрыву экономических контактов. Никто не будет сотрудничать с компанией, которая под предлогом санкций уклоняется от обслуживания своей задолженности. 

NBJ: Если подобные призывы – спекуляции, то, наверное, не менее спекулятивны утверждения, что Россия в целом или отдельные крупные российские компании сейчас стоят на пороге дефолта. 

К. КОРИЩЕНКО: Дефолт – это отдельная тема. Почему-то до сих пор считается, что в 1998 году дефолт сыграл для нашей экономики положительную роль, хотя на деле помогла девальвация. Возможно, поэтому тема дефолта сейчас так актуальна. Но и аналитические материалы, и те цифры, которые официальные лица указывают в своих выступлениях, говорят о том, что ситуация управляема. И профицит федерального бюджета, и объем резервов, и структура задолженности корпораций таковы, что проблем с погашением задолженности возникнуть не должно. Но тут появляется другой вопрос…

NBJ: Какой?

К. КОРИЩЕНКО: А хорошо ли погасить все долги? Бизнес живет в рамках кредитования, он не может нормально развиваться исключительно за счет реализации своих товаров или услуг. Кредитование необходимо для осуществления расчетов, для поддержки в текущем режиме тех или иных инвестиционных программ, для модернизации и т.д. Ни в коем случае не надо впадать ни в одну, ни в другую крайность – иметь либо очень большую задолженность, либо очень маленькую (вообще ее не иметь). И то и другое в конечном счете плохо для бизнеса. 

NBJ: На протяжении многих лет основные кредиторы наших крупных корпораций находились в Европе и США. Откуда они возьмутся теперь, когда против России введены в том числе и секторальные санкции?

К. КОРИЩЕНКО: Сейчас большинство экспертов сходится во мнении, что это будут либо кредиторы с Востока, либо все те же западные кредиторы, которые протопчут к нашим компаниям обходные пути.

NBJ: Но есть мнение, что ставка на кредиторов с Востока не такая уж выигрышная. Если западные банки обычно давали нецелевые кредиты, то китайские, южнокорейские и другие игроки из стран Юго-Восточной Азии предпочитают предоставлять так называемые связанные кредиты, например для реализации определенных инфраструктурных проектов.

К. КОРИЩЕНКО: Знаете, как и в любом деле, здесь надо избегать крайностей. Китайские или арабские инвестиционные фонды, конечно же, ищут выгодные проекты для вложения своих средств. Совершенно очевидно, что инвестиции в финансовые инструменты различных государств в настоящее время сложно счесть надежными…

NBJ: Из-за многочисленных опасений, что или США, или страны ЕС, или Япония будут вынуждены объявить дефолт?

К. КОРИЩЕНКО: Нет. Речь идет о том, что если вы держите средства в финансовых инструментах, то вы так или иначе несете потери, поскольку эти инструменты потихоньку обесцениваются. Значит, разумнее инвестировать в реальный бизнес, в те же инфраструктурные проекты. Поэтому ничего трагичного в этом, с одной стороны, нет, а с другой, конечно, надо иметь в виду, что у данной темы есть и политическая составляющая. В общем надо действовать достаточно аккуратно и соблюдать в таких вопросах баланс. 

несчастную лошадь мировой экономики всячески подкармливают и подталкивают, а она все равно замедляет ход и спотыкается

NBJ: Мы говорим о возможных инвесторах и кредиторах. Не складывается ли у Вас впечатление, что может не быть ни тех ни других, потому что сейчас, судя по некоторым признакам, поднимается волна нового мирового экономического и финансового кризиса? Странно ведут себя швейцарский франк и евро…

К. КОРИЩЕНКО: Это очень интересная тема. Если в 2008 году никто не оспаривал факт наступления кризиса, то сейчас многие политики рассказывают, как все хорошо. Президент США Барак Обама, например, заявил, что тень кризиса, нависшая было над экономикой страны, ушла.

NBJ: Тут логично возникает вопрос: можно ли верить подобным заявлениям?

К. КОРИЩЕНКО: Согласен, это вопрос веры. Европа, очевидно, испытывает и проблему дефляции, и проблему замедления экономического роста. Замедляется экономика Китая. На этом фоне неудивительно, что прогнозы МВФ и Всемирного банка выглядят неутешительными. 

Общая картина усугубляется тем, что мировая экономика находится в нисходящем тренде в условиях чрезвычайно низких процентных ставок. То есть субъектам экономики во всех развитых странах оказывается беспрецедентная поддержка как со стороны бюджетов, так и со стороны денежно-кредитных органов. Позволю себе такое сравнение: несчастную лошадь мировой экономики всячески подкармливают и подталкивают, а она все равно замедляет ход и спотыкается.

NBJ: То есть происходит привыкание к стимуляторам: они перестают оказывать ожидаемое воздействие на лошадь, и в какой-то момент она может просто рухнуть?

К. КОРИЩЕНКО: Теоретически да. США, как мы знаем, недавно заявили о намерении повысить процентные ставки. В Японии сказали, что, наверное, уже хватит стимулировать экономический рост за счет эмиссии. Китай жестко ограничивает расширение кредитования. Европа находится в колеблющемся состоянии, она пока не приняла решения о том, нужно ей применять монетарные меры стимулирования или следует отказаться от них. Возникает вопрос: как отреагирует мировая экономика, если европейские страны откажутся от применения стимуляторов?

NBJ: Наверное, можно, по крайней мере в теории, представить себе реакцию.

К. КОРИЩЕНКО: Давайте посмотрим на ситуацию с такой стороны: долг США вырос до огромных размеров и приблизился к 100% ВВП. При этом процентные расходы по нему рекордно низкие, значит, рекордно низки и бюджетные расходы на обслуживание колоссального долга – все, казалось бы, хорошо. Но если процентные ставки начнут повышаться, то бюджет США будет испытывать большое давление. Как он справится с ним, какие последствия это будет иметь для экономики и социальной сферы страны – вот важный вопрос.

Заметим еще одну интересную деталь: в последнее время резко укрепляется доллар, причем рост его курса по отношению к другим валютам совпал по времени с началом падения цены на нефть. Американская экономика, конечно, на этом фоне стала выглядеть лучше других, и в США потекли капиталы. Но как инвесторы отреагируют на повышение процентных ставок?

NBJ: Складывается впечатление, что кризис не кризис, а в мире уже идет очередная валютная война. Я уже говорила про более чем странную динамику курса швейцарского франка. Честно признаюсь, сложно понять, что двигало финансовыми властями Швейцарии, когда они приняли решение о столь резкой ревальвации национальной валюты.

К. КОРИЩЕНКО: Вы знаете, ситуация со швейцарским франком зеркально похожа на ситуацию с нашим рублем. У них тоже долго накапливался дисбаланс из-за того, что они прикрепили курс франка к евро на уровне 1,20 и долгое время не позволяли ему отойти от этой отметки. В конце концов, как и в случае с рублем, произошел «выстрел», и франк так же стремительно укрепился по отношению к евро, как стремительно ослаб по отношению к доллару наш рубль.

самый страшный риск, который надвигается на нашу экономику и, возможно, уже реализуется, – риск кризиса неплатежей

NBJ: Вернемся к нашим беспечальным делам. Рубль фактически девальвирован, ключевая ставка поднята до 17%. Как с учетом этих и других факторов Вы оцениваете сложившуюся ситуацию в национальной банковской системе?

К. КОРИЩЕНКО: Банки традиционно живут в двух режимах. Первый – режим спокойного, стабильного развития. В такие периоды финансово-кредитные организации обычно расширяют кредитование, стремятся обыграть друг друга в борьбе за привлечение средств и жалуются на очень высокую конкуренцию. Второй режим – кризисный, когда скачут и процентные ставки, и курс национальный валюты, да и клиенты ведут себя, мягко говоря, неспокойно и не всегда предсказуемо. 

NBJ: Тоже есть на что пожаловаться.

К. КОРИЩЕНКО: С одной стороны, да. Но с другой – давайте не будем забывать, что для банков в этой ситуации открывается окно возможностей: они получают рефинансирование от Центробанка и могут выступать посредниками между ЦБ и некредитными организациями, предоставляя последним кредитные ресурсы. 

NBJ: Но Вы, конечно, в курсе, что банки, как и всегда в подобные периоды, жалуются на недоступность для них дешевого финансирования по линии ЦБ. Узок круг тех революционеров, которые могут рассчитывать на подобную подпитку.

К. КОРИЩЕНКО: Конечно, многие финансово-кредитные организации вынуждены выживать на голодном пайке. При этом очевидно, что если ставки по кредитам превышают на десять процентных пунктов ставку рефинансирования, то можно уже говорить о запретительных ставках. Никто не будет привлекать такие дорогие кредитные ресурсы, значит, кредитование естественным образом сжимается.

NBJ: По внешним признакам настоящий кризис напоминает события 2008 года. Значит ли это, что нам стоит ожидать тех же последствий – стремительного роста доли «плохих» долгов в кредитных портфелях банков, эффекта домино, когда в сжатый временной период разоряются несколько достаточно крупных игроков и т.д.?

К. КОРИЩЕНКО: Не думаю, что есть основания опасаться этого. Если говорить о риске наступления кризиса «плохих» долгов, то я не склонен рассматривать его как существенный. Для банков «плохие» долги – прежде всего проблема капитала, а правительство уже объявило о своей готовности докапитализировать банковские организации.

NBJ: Но официально докапитализация осуществляется для того, чтобы банки наращивали кредитование юридических и физических лиц. 

К. КОРИЩЕНКО: Официально да, а фактически, я думаю, все понимают, для чего это делается. Полученный таким образом капитал может быть использован для создания резервов под «плохие» кредиты. И то, что государство готово потратить на эти цели существенные средства, сильно отличает нынешнюю ситуацию от ситуации осени – зимы 2008 года.

NBJ: Отличаются эти ситуации, видимо, и тем, что сейчас уже вовсю работает инструмент санации банков, а тогда он только-только обкатывался.

К. КОРИЩЕНКО: Работа как с проблемными заемщиками, так и с проблемными банками действительно поставлена на поток. Кроме того, повышен порог страхования депозитов физических лиц до 1,4 млн рублей. Конечно, это решение можно и приветствовать, и критиковать одновременно: приветствовать, потому что это способствует стабилизации ситуации в системе, а критиковать, потому что это снижает конкуренцию на рынке. Уровень защиты равномерно «размазывается» по всей системе и не зависит от того, проводит банк избыточно рискованную политику при привлечении средств или нет. 

Если же говорить о рисках, которые надвигаются на нашу экономику или даже уже реализуются, то один из самых страшных – риск неплатежей. Жесткая кредитно-денежная политика порождает невозможность расплатиться. Иными словами, у компаний просто не оказывается достаточного количества денег на руках, чтобы рассчитаться друг с другом по ранее заключенным контрактам. Тут может возникнуть эффект домино, который Вы упоминали.

NBJ: В последнее время достаточно часто звучат такие высказывания: суровые времена требуют радикальных решений, не следует ли ЦБ ослабить свою надзорную политику с учетом того, что банкам и так приходится нелегко. Как Вы относитесь к подобным призывам в адрес регулятора?

К. КОРИЩЕНКО: Знаете, регулятивные требования уже в определенной мере ослаблены – это относится, в частности, к переоценке активов. Насколько я могу судить, Центральный банк понимает, что некоторые кредиты, привлеченные в докризисный период, могут оказаться проблемными, и к ним надо относиться с точки зрения перспективы их погашения. Другое дело – регулятор хочет видеть реальное состояние дел в поднадзорных субъектах, причем не чтобы обязательно применять к ним санкции, а чтобы понимать, с какими проблемами сталкиваются сейчас банки. 

NBJ: То есть регулятор хочет разобраться: риск реализовался из-за неправильной политики, проводимой тем или иным банком, или в силу не зависящих от банка причин?

К. КОРИЩЕНКО: Да. Конечно, это очень сложный вопрос, и регулятору будет не всегда просто получить на него однозначный ответ. Если же говорить в общем, то, на мой взгляд, есть еще один существенный риск – не для отдельных финансово-кредитных организаций, а для нашей банковской системы в целом. Мы входим в такой период, когда залоги, находящиеся в обеспечении банков, начнут переходить на балансы финансово-кредитных организаций. Легко догадаться, кто станет в результате владельцем львиной доли залогов – конечно, госбанки. Как следствие, мы получим увеличение доли государства в экономике, а у нас и так на сегодняшний день более 70% ВВП создается в государственном секторе. Это очень высокий показатель, и это означает, что возможности воздействовать на экономику рыночными методами сокращаются.

NBJ: Вопрос, который хотелось бы задать в заключение нашей беседы. В одном из своих публичных выступлений в конце прошлого года президент РФ Владимир Путин сказал, что Россию ожидают сложные два года, после чего ситуация в экономике страны начнет выправляться. Согласны ли Вы с таким прогнозом?

К. КОРИЩЕНКО: Во-первых, два-три года – это стандартные горизонты бюджетного планирования, следовательно, нет ничего удивительного в том, что президент назвал именно эту цифру. Во-вторых, в ближайшие два-три года станет ясно, как у нас будут обстоять дела с внешней задолженностью. Сейчас валюты, поступающей в страну, более чем достаточно, чтобы рассчитаться с внешними долгами. Теоретически можно пойти на радикальную меру – отбирать в течение этого периода практически всю валютную выручку у экспортеров, накапливать ее и полностью погашать имеющиеся долги. 

NBJ: Но Вы говорили, что полное отсутствие долгов ничем не лучше, чем их переизбыток.

К. КОРИЩЕНКО: Никто о таком радикальном варианте пока не думает. За два года станет ясно, по каким долгам мы рассчитаемся полностью, какие рефинансируем и за счет каких средств. Мы пройдем период адаптации к новым экономическим условиям. Уже сейчас ясно, что по итогам этого периода сформируется новая модель экономики…

NBJ: Лучше или хуже прежней?

К. КОРИЩЕНКО: На этот вопрос вам никто не ответит. На сегодняшний день ясно одно: жить по-старому мы больше не можем, повторить тот сценарий, который был отыгран в нулевых годах, тоже не можем. Значит, хотим мы этого или нет, придется создавать что-то новое.