Данная публикация представляет собой попытку взглянуть на проблему цифровых валют Центральных банков (ЦВЦБ) под отличным от обычного углом, а именно рассмотреть их не как инструмент для достижения каких-то задекларированых целей, которые постоянно переосмысливаются, а как некий естественный результат развития финансовой системы. Виктор ДОСТОВ, Председатель АЭД, ведущий научный сотрудник ЛСФТ СПбГУ выступил с докладом на эту тему на одном из «Рабочих завтраков у Тосуняна» и по просьбе редакции Национального банковского журнала изложил свои мысли на бумаге в формате авторской колонки.

Ключевой особенностью ЦВЦБ является то, что это деньги, которые учитываются не на счетах коммерческих банков, не в публичном реестре, а деньги, которые учитываются на счетах или в распределённом реестре в Центральном банке.

Конечно, в ЦВЦБ возможны дополнительные инструменты, смарт-контракты, окрашивание, офлайн-платежи. Такие вещи интересны, но в масштабе общей идеи, а именно перехода от учёта денег в коммерческих банках на учёт денег в ЦБ, они второстепенны. При этом сама базовая формулировка не даёт ответа на вопрос: какова цель этого революционного, дорогого и достаточно болезненного для существующей банковской системы процесса?

Вокруг этого вопроса возникает целый ряд мифов и сомнений, которые ещё предстоит разъяснить. Во-первых, я не очень верю в концепцию вытеснения наличных цифровым рублём, потому что, скорее всего, цифровой рубль будет вытеснять безналичные деньги.

Во-вторых, я считаю параноидальными страхи (и необоснованными надежды), что будет усилен контроль над гражданами и юрлицами, потому что существующая степень контроля над гражданами и так весьма велика и вполне достаточна.

Также я не очень верю в значительное уменьшение себестоимости платежей, потому что СБП и подобные конструкции и так дают низкую себестоимость, её можно ещё уменьшить.

Аналогично, для международных переводов важно не решение технологической проблемы. Это сугубо политическая история о том, что страны договариваются об установлении корреспондентских отношений следующего уровня.

Соображения о второстепенности технологических преимуществ подтверждает и ряд заявленных на данной стадии самоограничений цифрового рубля, типа запрета кредитования, отсутствие приложения-кошелька ЦБ, запрет на прямой ввод-вывод в наличные и прочие, которые частично сохраняют роль традиционной банковской системы. Разумеется, эти ограничения не вечны. Если кошелёк с цифровым рублём становится массовым, то у населения неизбежно возникнут вопросы, почему их невозможно, например, держать на депозите с начислением процентов.

Если всё это будет работать очень эффективно, откуда уверенность, что не появится приложение Центрального банка на смену приложениям коммерческих банков? Многим было бы удобно пользоваться специализированным приложением ЦБ ровно так же, как я пользуюсь специализированным приложением СБП, хотя у меня есть выход в СБП из коммерческого банка.

Попробуем рассмотреть концепцию ЦВЦБ с более глубокой точки зрения. Сама идея цифровых валют центральных банков очень старая, в Финляндии в 1991 году были запущены функционально полноценные цифровые деньги на платёжных картах, эмитированные Центральным банком. Концептуально модель была очень похожа на то, что у нас есть сейчас: тоже двухуровневая схема, потому что ЦБ эти карточки выпускал, а коммерческие банки эти карточки должны были распространять. Эта затея не заработала, потому что она опередила своё время.

Почему именно сейчас наступило время для ЦВЦБ, для цифровых рублей, юаней и тому подобного? Ответ простой. Абсолютно не потому, что есть потребность в новых продуктах. Современный продуктовый набор пользователей полностью устраивает, а то, что не устраивает, можно доделать абсолютно традиционными методами и традиционными бизнес-моделями. И не потому, что появились криптовалюты, и ЦБ решили на этих технологиях сделать что-то своё, похожее на стейблкоин. Такие драйверы упоминались, но в качестве долгосрочной концепции эту идею рассматривать всерьёз уже давно перестали.

Тогда в чём состоит природа появления феномена ЦВЦБ? Я бы обрисовал её в категориях неомарксизма. Марксизм говорит, что в любой отрасли, неважно, ткацкие станки или перевозка грузов, железные дороги, логистика, происходит спонтанное гегелевское саморазвитие средств производства, постоянно совершенствуются технологии и механизмы, которые мы используем.

В банковской сфере также происходит развитие технологий в виде цифровизации.

Мы чётко видим, что в финансах, как и везде, цифровизация приводит к тому, что конкуренция становится идеальной. Раз конкуренция становится идеальной, то у нас начинают работать масштабы, у нас выживают только крупнейшие игроки, у нас происходит, говоря языком Маркса, монополизация или олигополизация отрасли.

Монополизацию, в свою очередь, Маркс рассматривал как первую ступеньку к национализации. Поскольку отрасль уже монополизирована, дальше абсолютно понятно, что этим монополистом государство начинает управлять напрямую. Если бы Маркса спросили, почему появились цифровые валюты центральных банков, я думаю, Маркс нам рассказал бы эту историю примерно в этих терминах.

Итак, почему, в свете такого подхода, появляются модели CBDC/ЦВЦБ?

Потому что, во-первых, действительно государство тяготеет к контролю, мы живём в эпоху, когда роль государства постоянно увеличивается.

Во-вторых, у нас произошло технологическое развитие вот этих средств производства, что государство действительно может поставить у себя сервер, на котором будет вестись миллиард счетов. Ещё 10 лет назад невозможно было представить ведение счетов всех наших граждан централизовано, а сейчас это понятная и решаемая задача.

Под этот процесс у центральных банков изменилась концепция, они от чистого регулирования перешли к активным технологическим интервенциям на рынок, они стали рыночным игроком с картой МИР, СБП в России, fast payment по всему миру, различными локальными государственными и квазигосударственными картами в Евросоюзе и в других странах. Все это чёткий пример, того, что Центральный банк уже давно не равноудаленный регулятор, а активный игрок на рынке.

В-третьих, как мы описали выше, отрасль неизбежно монополизируется. Банковский российский рынок или рынок Скандинавии и другие рынки уже являются олигополизированными. Если этот процесс будет развиваться естественно, на рынке остаётся, упрощённо говоря, один игрок.

Кто будет этим игроком? Этим игроком мог стать некий гипер-коммерческий банк, такой условный Сбербанк или платёжный процессор типа AliPay. Этим игроком теоретически могли бы стать криптовалюты, но этого не случилось. Всё это коммерческие операторы. А запуск цифрового рубля и любой другой ЦВЦБ заявляет о решении, что основным базовым структурным игроком на рынке платежей является государство.

Китай абсолютно чётко сказал, что его раздражают монополисты и цифровые феодалы в лице господина Ма, AliExpress, Alipay и всех остальных, и жёстко, даже не дожидаясь полноценного  внедрения цифрового юаня, подмял под государство все альтернативные платёжные системы.

Формулируя коротко, мы рассматриваем некую неизбежность монополизации платёжной отрасли, и государство должно решать, кто будет этим монополистом. Запуская ЦВЦБ, государство говорит, что оно и будет этим монополистом. Это, я повторюсь, не исключительно российский подход, это подход, который мы видим сейчас в очень большом количестве стран, это одна из концепций, почему у нас появляются цифровые валюты центральных банков.

Если мы не хотим начинать с Маркса, то можно использовать более эмпирический подход. Есть общие наблюдаемые закономерности того, как в условиях цифровизации развивается любой практически сектор экономики. Это можно показать на примере ритейла.  Рассмотрим маленький или большой офлайновый магазин. В процессе цифровизации он сначала делает интернет-витрину. Потом он добав-ляет функцию платежа, функцию доставки, и, понемногу, трансформируется в интернет-магазин. Дальше магазин выходит на маркетплейс, где размещены сотни разных аналогичных игроков. На маркетплейсе никто особенно не интересуется, какой у данного магазина логотип, фирменные цвета, есть ли за ним физический магазин или нет. Покупателя интересует два параметра, на которые магазин уже не очень влияет: цена товара и скорость доставки.

Далее с ритейлом происходит следующее: производитель товара видит, что магазин перестал выполнять функцию контакта с клиентом, по сути дела, это склад, интернет-сайт и служба доставки. Вполне логично, что производитель начинает замещать ритейлера, продавая свои товары со своего склада через маркетплейс через арендованную службу доставки. В итоге магазины просто уходят с рынка.

Цифровые валюты центральных банков – это аналогичная история. Есть ЦБ, который производит деньги, раньше он использовал ритейловую банковскую инфраструктуру для того, чтобы этими деньгами оперировать, общаться с клиентами, поощрял банки делать красивые офисы, хорошие сайты, защищённую платёжную систему. Но сейчас мы дошли до того момента, что ЦБ может сам оперировать платёжной системой, и ритейловые посредники ему становятся абсолютно не нужны.

Понятно, что дальше под эту конструкцию можно подкладывать разные идеи. Для китайцев, например, ЦВЦБ – это создание единого цифрового юаня, который будет интегрировать Китай с зарубежной диаспорой, плюс борьба с цифровыми олигархами. В развивающихся странах основная проблема состоит в отсутствии полноценной безналичной системы. Многие африканские страны, которые сейчас пришли к построению безналичной системы, говорят – зачем мы будем вводить всякие старые модели, когда у нас есть  новые концепции, мы будем делать ЦВЦБ. В ходе общего исторического процесса, который абсолютно неизбежен, каждая страна пытается извлечь для себя какие-то плюсы.

Приведёт ли это к новым платёжным продуктам и новым непродуктовым концепциям?

Конечно, первым бенефициаром будет государство, потому что это прекрасные возможности для управления. Это более удобная прослеживаемость платежей. Это снижение рисков ликвидности. Это вечная история о том, что эффективный банк становится слишком большим и начинает разговаривать с регулятором на равных, а ЦВЦБ позволяет этот банк поставить на место. Это всякие новые продукты, и не только окрашенные деньги. Можно реализовать всякие смелые идеи экономистов: гезеллевские деньги, деньги с встроенной в них инфляцией или, наоборот, деньги с встроенной в них дефляцией. При этом я считаю, что в ближайшие 5 лет цифровой рубль или цифровой юань будут довольно скучными. У них не будет сложного яркого функционала, это задача более отдалённого будущего.

Подводя некий итог, наверное, я хотел бы сказать, что мы, с одной стороны, понимаем, что цифровой рубль – затея неизбежная, большая, в неё инвестируют участники рынка. Но на самом деле у нас нет финального понимания – зачем. Есть множество задач, но многие из этих задач можно решить довольно традиционным образом на базе СБП, карты МИР и чего-нибудь ещё. Основная идея статьи в том, что ЦВЦБ – это не продуктовый вопрос, это просто вопрос нового качественного перехода в денежной системе.  Точно так же, как переход от наличных денег к безналичным, это просто следующий неизбежный этап развития платёжной банковской системы.

Рациональность для игроков состоит в том, чтобы как-то пытаться оседлать эту волну, она уже есть. Это относится к ЦБ и к коммерческим банкам.


Текст: Виктор Достов, Председатель АЭД, ведущий научный сотрудник ЛСФТ СПбГУ

Материал также опубликован в печатной версии Национального банковского журнала (октябрь 2023)