В июле S&P Global Ratings представил аналитический отчет  «Смогут ли банки в России и ряде соседних стран справиться с большим объемом проблемных кредитов?». В данном исследовании аналитики рассматривали банки России, Казахстана, Беларуси, Азербайджана, Узбекистана, Армении, Украины и Грузии. NBJ попросил Ирину Велиеву, директора группы «Финансовые институты» S&P Global Ratings, прокомментировать основные выводы этого исследования.

NBJ: Ирина, в вашем исследовании указывается, что устойчиво высокий объем проблемных кредитов – около 150 млрд долл. для восьми стран, рассматриваемых в отчете, – останется важным фактором, ограничивающим кредитные рейтинги банков в большинстве указанных стран. Если дать некий усредненный кредитный рейтинг исследуемых банков, каковым он будет?

И. Велиева: Во всех странах, указанных в отчете, при присвоении рейтингов мы проводим анализ экономических и институциональных рисков, которые способствуют накоплению проблемных активов в банковской системе. Если мы рассматриваем устойчивость банков на самостоятельной основе (stand-alone credit profile), без учета возможной государственной поддержки, то усреденный показатель будет находиться на уровне ‘bb-/b+’. Это уже достаточно низкий уровень, так называемся «спекулятивная» категория (non-investment grade). Во многом такой уровень обсуловлен худшим качеством кредитных портфелей банков – большим объемом накопленных плохих активов, высокими концентрациями, кредитованием связанных сторон. По этим параметрам банки региона в худшую сторону отличаются от банков в других развивающихся странах (даже сопоставимых по общей экономической динамике) – таких как Турция, Бразилия, ЮАР и Польша.

При этом в нашей выборке, по которой мы делали исследование, присутствовали как банковские системы, которые достаточно сильны в региональном контексте (Россия, Грузия), так и системы, которые сталкиваются с существенными трудностями, лежащими не только в экономической плоскости (Украина). У каждой из рассматриваемых стран была своя траектория прохождения кризисов 2008-2009 и 2014 гг. – в некоторых странах «расчистка» сектора от «плохих активов» продолжается уже не первый год и не приносит желаемых результатов (Казахстан).

NBJ: Как вы оцениваете уровень проблемности кредитных портфелей в исследуемых странах?

И. Велиева: Устойчиво высокий уровень проблемных кредитов остается одной из характерных особенностей банковских систем региона.  В России доля проблемных кредитов находится на уровне 16%-20% кредитного портфеля – это где-то в середине диапазона для рассматриваемых стран. Самые высокие показатели в Украине (около 53%) и в Казахстане (порядка 30%). Следует отметить, что проблема усугубляется несколькими дополнительными факторами.

Во-первых, в большинстве рассматриваемых стран процесс работы с просроченной задолженностью занимает много времени и является крайне длительным и бюрократичным. Неэффективность правовой системы и неразвитость процедур банкротства снижает перспективы возврата проблемных долгов. Так, например, Всемирный банк в своем иследовании Doing Business рассчитывает индикатор ожидаемого уровня возмещения долга после дефолта заемщика. Согласно этому индексу, в Западной Европе банки взыскивают с проблемных должников примерно 76% долга, в то время как в России – лишь 42% (в среднем по группе рассматриваемых в исследовании стран – около 35%, что являтся очень низким показателем в глобальном контексте).

Второй фактор, усугубляющий ситуацию – необходимость дополнительного создания резервов на возможные потери по проблемным кредитам. Как показывает наше исследование, банки по-прежнему стоят перед необходимостью доформирования резервов. Так, в России коэффициент покрытия проблемных кредитов резервами составляет чуть меньше 60%. По нашим оценкам, если бы в начале 2019 года российские банки единоразово сформировали необходимый объем, то коэффициент достаточности капитала для банковской системы в целом снизился бы примерно на 200 базисных пунктов – до 10,2%. Хорошая новость состоит в том, что российским банкам в целом под силу осуществить подобное дополнительное резервирование. В некоторых других странах, например, в Азербайджане и Казахстане, ситуация критическая. Там, по нашим оценкам, единоразовое дорезервирование всех проблем может привести к нарушению нормативов достаточности капитала по системе в целом.

NBJ: Какие меры по смягчению проблемы неработающих активов могут быть предприняты? И насколько в данной ситуации они могут быть эффективны?

И. Велиева: Как независимое рейтинговое агентство, мы можем лишь предоставлять мнение о текущем уровне риска, не давая никаких советов и рекомендаций. Тем не менее, могу отметить положительный опыт некоторых европейских стран, которые столкнулись с высоким уровнем проблемных активов. Так, примеры Испании, Ирландии, Словении и других государств говорят о том, что важными мерами являются глубокие реформы правовой и судебной систем, направленные на сокращение времени и затрат на проведение процедур банкротства, а также на повышение вероятности возмещения долга при помощи внесудебной реструктуризации, более широкого применения конвертации долговых обязательств в акционерный капитал (debt-to-equity swap) и более быстрого обращения взыскания на предмет залога.

Страна с наиболее низкой долей проблемных кредитов из нашей выборки – Грузия (всего около 6%-8% кредитного портфеля), где как раз и были проведены подобные реформы. Залоговое законодательство в Грузии, например, защищает позицию банков в вопросах урегулирования проблемной задолженности. Хотя, конечно, это не единственный фактор, который объясняет подобную разницу. Грузия – одна из немногих экономик региона, где в течение последних лет наблюдается устойчивый и достаточно высокий экономический рост, даже на фоне общемировой экономической и политической нестабильности. Фундаментальная экономическая динамика, безусловно, напрямую влияет на показатели качества активов в банковском секторе – и может поспособствовать как решению проблем, так и, наоборот, накоплению новых «плохих долгов».

NBJ: То есть низкий экономический рост в рассматриваемых странах – одна из причин сохранения низкого качества активов?

И. Велиева: Совершенно верно. Более того – по нашим прогнозам, в 2019 году темпы экономического роста в четырех из восьми рассматриваемых стран – а именно в России, Беларуси, Казахстане и Украине, – замедлятся по сравнению с 2018 годом, что будет препятствовать дальнейшему расчищению банковских балансов. Кроме того, риски рассматриваемых стран переплетены в силу географической близости и тесных торговых связей. Возможное замедление темпов роста в России (или – в более жестком сценарии – экономический спад, связанный с геополитической напряженностью либо значительным снижением цен на нефть) может сказаться на ситуации в Беларуси, Азербайджане, Казахстане.

NBJ: Ваши исследователи также считают, что недостаточный прогресс в устранении важных недостатков банковского надзора и корпоративного управления будет и в дальнейшем оказывать давление на показатели качества активов банков в регионе. Самые важные, на ваш взгляд, недостатки банковского надзора и корпоративного управления в этих странах?

И. Велиева: Здесь я бы не стала обобщать – хотя во всех рассматриваемых странах банковское регулирование и надзор движутся в одном направлении (к повышению прозрачности банковского сектора, внедрению стандартов Базеля-III, очистке сектора от недобросовестных игроков), в каждой стране есть свои особенности, которые добавляют необходимые краски и глубину.

Так, в России мы видим, что регулятор в течение многих лет последовательно очищает сектор от финансово неустойчивых и недобросовестных кредитных организаций – что, в конечном итоге, должно поспособствовать улучшению ситуации в секторе, повышению доверия со стороны клиентов, росту качества корпоративного управления. С другой стороны, на наш взгляд, регулятор по-прежнему часто ограничен в использовании профессионального суждения, что во многих случаях не дает оценить реальный уровень концентрации и масштабы кредитования связанных сторон. Также в России отсутствует полноценная система консолидированного надзора за финансовыми группами, – из-за этого риски могут накапливаться за пределами регулируемого периметра, например, на уровне нерегулируемой холдинговой компании, либо в «сестринских» небанковских финансовых институтах, которые регулируются менее жестко, чем банки. Во многих ситуациях это может стать катализатором проблем.

NBJ: Передача проблемных кредитов в банки «плохих» активов, образованные в России, Казахстане, Азербайджане и Беларуси, способствовала «расчистке» портфелей некоторых банков, однако данное улучшение ситуации может быть временным. Почему вы так считаете?

И. Велиева: Дело в том, что в банковских системах рассматриваемых стран существуют некоторые особенности, которые обуславливают высокую предрасположенность к накоплению кредитных рисков, особенно в период экономического спада. Одна из наиболее важных особенностей – хронически высокие концентрации кредитного портфеля на отдельных заемщиках. Сейчас в России (если брать в среднем) кредитный риск, который банк принимает на 20 крупнейших групп заемщиков, больше чем в 1,5 раза превышает размер основного капитала банка. Что это означает? В случае возникновения одной-двух «проблемных» ситуаций в таком портфеле банк будет вынужден создавать существенные резервы, обеспечивая давление на нормативы достаточности капитала.

Сейчас много говорят о нарастании кредитного пузыря в розничном кредитовании в России. Да, такая проблема существует, – кредитная нагрузка населения действительно возрастает на фоне снижения реальных располагаемых доходов. Тем не менее, риски розничного сектора являются более предсказуемыми, более диверсифицированными по суммам и срокам – и в этом смысле более управляемыми. В корпоративном же портфеле риски могут реализоваться неожиданно, и не всегда будут связаны с чисто экономическими причинами – в этом и состоит опасность высокого уровня концентраций в России и других странах региона.

Кроме того, еще одна общая проблема стран в регионе – риски возможной девальвации национальных валют. Валютный риск может непосредственно возникать на балансе (в форме валютных кредитов), а может косвенно влиять на платежеспособность заемщиков через общее ухудшение экономической ситуации или в том случае, если валютные риски у самих заемщиков не хеджируются.

NBJ: В исследовании вы также указываете, что банки «плохих» активов могут способствовать сокращению объема проблемных кредитов. Почему этот путь может быть более успешен, чем позволить банкам справиться с проблемами самостоятельно?

И. Велиева: В исследовании мы отмечаем как минимум три причины, по которым государственный банк «плохих» активов может способствовать системному решению проблем. Во-первых, такие банки обычно имеют более сильную позицию в переговорах с проблемными заемщиками, чем отдельные кредиторы. Этот фактор может играть решающую роль в странах с неэффективной судебной системой и длительными процедурами банкротства. Во-вторых, банки «плохих активов» обеспечивают экономию на масштабах, что снижает затраты при взыскании долга. Наконец, создание банков «плохих активов» позволяет вывести проблемную задолженность за периметр банковской системы, что положительно сказывается на показателях отдельных банков. Так, в России банк «плохих активов», созданный на основе «Траста», позволил, по нашим оценкам, на 16% в абсолютном выражении сократить уровень проблемных кредитов в системе в целом.

Другой вопрос – в какой степени выкуп плохих активов может стимулировать проблему недобросовестного поведения со стороны менеджмента банков. В том случае, если в секторе сложится ожидание, что с проблемными активами готово за свой счет разбираться государство, это может привести к росту оппортунистического поведения со стороны менеджмента. Яркий пример реализации подобных рисков – Казахстан, где, несмотря на значительный объем передачи проблемных активов в «Фонд проблемных кредитов», система по-прежнему характеризуется высоким бременем «плохих долгов». Таким образом, банки «плохих активов», по нашему мнению, могут хорошо работать только в связке с качественным банковским регулированием и надзором.

Беседовал: Станислав Комаров

Полную версию этого интервью читайте в печатной версии журнала (№ 7-8, июль-август 2019).