Заявления президента Владимира Путина, сделанные им в рамках его выступления перед Федеральным собранием, окончательно подтвердили тот факт, что мир перестал быть однополярным? Каким теперь будет расклад сил между крупнейшими державами и смогут ли их лидеры договориться друг с другом и выработать новые правила игры? Связано ли растущее напряжение в мире с тем, что сейчас наблюдается переходный период от однополярного мира к многополярному? На эти и другие вопросы ответила в интервью NBJ заместитель генерального директора Центра политической информации Анастасия ГАФАРОВА.

NBJ: Анастасия, как, по-вашему, будут складываться отношения между Россией и западными странами в среднесрочной перспективе с учетом, в том числе, недавнего выступления Владимира Путина перед Федеральным собранием? Очевидно, что оно произвело впечатление на лидеров иностранных держав, не так ли?

А. ГАФАРОВА: Будущий год – а дальше заглядывать пока бессмысленно – будет для России крайне тревожным и напряженным. Владимир Путин в своем послании Федеральному собранию продемонстрировал горькую разочарованность коллективной ответственностью России и США за безопасность в мире, конечно, по вине последних. По сути, была закрыта тема противоракетной обороны (ПРО) как потенциальной основы для взаимодействия. Президент дал понять, что теперь Россия будет действовать в одностороннем порядке, и реакция Запада не заставила себя ждать – обострение ситуации в Сирии, отравление предателей в Великобритании, и явно будет что-то еще. Увы, но чем больше событий – а в этом году это и президентские выборы в нашей стране, и Олимпиада, и Чемпионат мира по футболу, и завершение войны в Сирии, – тем больше испытаний будет для диалога России с Западом.

В начале февраля Россия и США со скрипом прошли контрольную точку по Договору о стратегических наступательных вооружениях (СНВ) и отчитались о сокращении своих запасов. Это, конечно, позитивный сигнал. Несмотря на сведенный к минимуму политический диалог, военные и спецслужбы по-прежнему сотрудничают, и, пока это так, можно говорить о соблюдении необходимого минимума в вопросах безопасности. Но уже сразу после прохождения этой контрольной точки вмешались политики, в основном американские конгрессмены. Они обрушились с критикой на Россию и в очередной раз предложили увязать СНВ с исполнением Россией Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД), который Москва якобы не исполняет, хотя МИДом приводятся вполне четкие доказательства, что нарушения идут именно с американской стороны. И это было еще до демонстрации силы во время послания Федеральному собранию. В итоге растет градус военной напряженности, который отражается на всем спектре взаимодействия России и Запада.

Впрочем, это не означает, что отношения со странами Запада будут неизбежно портиться. Понятие «Запад» перестало быть таким уж консолидированным. Все же сейчас корректнее разделять «западные страны» по континентам и регионам. Трещины в отношениях между США и Евросоюзом объективно играют на руку России, которая получает возможность выстраивать более тесный диалог с рядом стран ЕС. Плюс развивается сотрудничество с Японией, и этот трек относительно стабилен.  Назначение нового госсекретаря США Майка Помпео, по всей вероятности, повлечет за собой еще больший разлад в отношениях американцев с союзниками, ведь теперь не будет Рекса Тиллерсона, успокаивающего партнеров после каждого резкого твита Трампа. Будет дипломат, нагнетающий еще больше страха, и это должно еще больше подтолкнуть ряд западных стран к сближению с Россией.

NBJ: Как, по-вашему, укрепились ли позиции России за последние несколько лет на мировой арене? Можно ли сказать, что мир перестал быть однополярным, а Россия стала одним из ведущих геополитических игроков? Мнения по этому вопросу эксперты высказывают разные, что, наверное, объясняется тем, что Россия совсем недавно стала подниматься на новую ступень влияния.

А. ГАФАРОВА: Укрепились однозначно. Конечно, речь о «сирийском тесте». Именно в 2014 году встал вопрос, может ли наша страна эффективно решать задачи мирового масштаба в одиночку или в сотрудничестве с другими геополитическими игроками. После Сирии Россия прочно закрепила за собой статус глобальной державы, с которой необходимо считаться. К сожалению, нельзя сказать, что это очень облегчило международную деятельность нашей страны или даже внутреннюю ситуацию в ней.

Что касается полярности, то дискуссии об однополярном и многополярном мирах в последнее время значительно утихли. Я бы сказала, что мир стал даже не многополярным, а разнокалиберно полярным. Новые центры тяжести пока только-только вырисовываются, но они уже однозначно присутствуют, и постепенно их влияние будет возрастать.

Не знаю, насколько можно говорить о том, что Россия теперь является ведущим игроком. Пожалуй, эта роль предполагает все же некую диктовку условий, а этого пока не получается.

Действия России аккуратны, а участие ее в формировании новых контуров не всегда осязаемо, но оно есть. И все же посмотрите: Россия – единственная держава, которая имеет рабочие отношения со всеми странами Ближнего Востока, что делает посреднические усилия нашей страны незаменимыми. Не удивлюсь, если за Сирией последует Ливия, если только, конечно, Россия не слишком увязнет в войне за мир в Сирии.

NBJ: В прошлом году много говорилось о центробежных тенденциях в ЕС и в отдельных европейских странах. По вашему мнению, сохраняются ли они и если да, то следует ли говорить об их усилении или ослаблении?

А. ГАФАРОВА: Эти тенденции прослеживаются очень и очень явно. Посмотрите на недавние итоги выборов в Италии, третьей экономике ЕС, если, конечно, в силу известных причин не считать Великобританию. Демократическая партия Италии, главная надежда Брюсселя, набрала меньше 19% голосов, уступив так называемым популистам и евроскептикам из «Движения пяти звезд» и правоцентристской коалиции, в которой не последнюю роль играет друг Путина Сильвио Берлускони. В Евросоюзе переполох, поскольку результаты выборов в Италии – это новое и очень мощное подтверждение того, что выход Британии из ЕС не был нелепой случайностью и недоразумением. Риму не нравится собственное финансовое состояние, ослабленное не в последнюю очередь навязанными Италии антироссийскими санкциями. Будапешт не хочет пускать на свою территорию мигрантов. Во Франции «Национальный фронт» Марин Ле Пен отнюдь не сдался после поражения на президентских и парламентских выборах, а готовится к очередному мощному ребрендингу, вплоть до смены названия. Туда, кстати, недавно приезжал Стивен Бэннон, тот самый, который, как считается, помог Трампу совершить последний победный рывок.

Хорошо это или нет для России – вопрос немного спорный. Нам однозначно на руку большая самостоятельность отдельных стран в принятии решений по внешней политике. Если бы она была несколько лет назад, не сорвался бы первоначальный проект «Южного потока» и т.д. Однако приписывать России усилия по развалу Евросоюза по меньшей мере неверно. Брюссель, как ни странно, через здравые голоса Франции, Италии, Германии и некоторых других стран слегка гасит антироссийские инициативы ряда восточноевропейских государств. Поэтому наличие Евросоюза, который готов к конструктивному диалогу, – это лучший вариант для России.

NBJ: Но с конструктивным Евросоюзом, точнее, с той его частью, которая ведет себя конструктивно, России тоже непросто выстраивать отношения, не так ли?

А. ГАФАРОВА: Да. Есть Брюссель, который так или иначе ограничивает возможности свободных действий отдельных стран – как антироссийских, так и тех, которые шли бы нам на пользу. Этот Брюссель, несмотря на противоречия с США, все еще, по моему мнению, движется тем же курсом, что был намечен предыдущими американскими администрациями.

В дипломатическом плане, в отличие от США, особых сложностей я не наблюдаю. Ни одна встреча российских дипломатов или главы государства с европейскими коллегами не сопровождается таким шквалом огня, как это обстоит с российско-американскими саммитами. Хотя не столь давний визит Владимира Путина в Венгрию освещался европейскими СМИ в не самом лучшем ключе. Думаю, задачей было нивелировать успехи российской дипломатии.

С точки зрения деятельности бизнеса события развиваются с переменным успехом. «Роснефть» успешно открыла еще в мае 2017 года свою немецкую «дочку», а германские элиты «загасили» все недавние попытки Еврокомиссии воспрепятствовать реализации «Северного потока – 2» (СП-2). Но и трудности есть, для него пришлось менять систему финансирования.

NBJ: Хорошо, что вы упомянули СП-2 и, соответственно, «газовую тему». В конце февраля радикально обострился «газовый конфликт» между Россией и Украиной. Как вы видите причины и наиболее вероятные варианты его дальнейшего развития? Насколько в принципе актуальной является сейчас для ЕС так называемая «газовая тема»?

А. ГАФАРОВА: Очевидной причиной обострения конфликта стало решение Стокгольмского арбитража, вынесенного по очень странным соображениям, «с учетом плачевного состояния украинской экономики». Отсюда и резкие действия Газпрома. Здесь, безусловно, надо действовать очень аккуратно. Украина, как ни странно, поступает довольно умно, забрасывая Россию исками и претензиями. И, несмотря на подчас абсурдность этих претензий, для международного сообщества создается видимость того, что страна имеет веские основания отстаивать свои позиции. Возможно, в этом нам стоит поучиться у украинцев, и в любом случае ответ России должен строиться исключительно в рамках правового поля, с минимумом эмоциональности.

Газовая тема для ЕС как нельзя актуальна. Потребность Европы в газе медленно, но растет. В прошлом году Газпром экспортировал рекордные объемы газа в страны дальнего зарубежья – порядка 17 млрд кубометров.

Поэтому любые резкие действия России вызывают озабоченность в Европе. Думаю, нам предстоит сложный период переговоров с многочисленными завуалированными «ой, погорячился» или, наоборот, повышением градуса риторики. Алексей Миллер уже заявил, что разрыв связей с Нафтогазом займет минимум полтора-два года, за это время многое может поменяться.

NBJ: США не скрывают того, что они хотят сорвать реализацию проекта «Северного потока – 2»: собственно говоря, именно поэтому они угрожают распространить действие своих санкций на компании, сотрудничающие с Россией в энергетической сфере. А что в целом вы думаете о новом раунде санкционной войны? Какие последствия для экономики и финансовой системы России может иметь принятие Конгрессом США 2 августа законопроекта, вводящего новые, более жесткие санкции против России?

А. ГАФАРОВА: К этому закону нужно подходить очень внимательно. Он, по сути, означает постепенную потерю президентом США контроля над санкционной политикой в отношении России. Стоит напомнить, что провести закон об ограничении возможности президента отменять санкции по собственному усмотрению конгрессмены пытались еще при администрации Обамы в рамках поправок к закону по Украине. Но те новеллы зависли на уровне Сената. Американские специалисты еще тогда писали о том, что ни одна администрация – тогда казалось, что это будет администрация Клинтон – на такой закон не согласится, потому что ограничение полномочий президента нанесет ущерб интересам США. Однако испуг перед Трампом и его благожелательным отношением к Москве заставил американский истеблишмент пренебречь этой опасностью.

Закон CAATSA («О противодействии противникам Америки посредством санкций» – Прим. ред.), принятый в августе, интересен тем, что он не вводит никаких санкций, но создает массу угроз для этого – как реальных, так и психологических. Также он активно вовлекает в санкционную тему массу комитетов при Конгрессе, казначействе и спецслужбах. В законе существует масса оговорок в таком стиле: президент обязан (must) ввести санкции, но только если президент определит (if president determines), а это, согласитесь, открывает простор для маневра. Именно поэтому после публикации «кремлевского досье» никаких незамедлительных санкций Трамп не ввел – «не определил», очевидно. Однако позже об угрозе новых санкций не упомянул только самый ленивый американский политик. Кстати, открытость к диалогу, высказанная в американском Сенате после речи Владимира Путина в Федеральном собрании, – верный признак того, что санкции будут. Так показывает практика. Августовский закон о санкциях становится «вечно нависшей угрозой» и для российского бизнеса, и для партнеров. Как я уже упоминала, из финансирования «Северного потока – 2» вышли европейские партнеры, компания ExxonMobil покинула проекты с Роснефтью. По одному из положений CAATSA, санкции могут вводиться в отношении любых лиц, которые имеют отношение к кибератакам. Из положительных моментов можно упомянуть следующий: такая массированная атака на российский бизнес должна привести к возврату капиталов в Россию, где они защищены.

NBJ: Справедливы ли утверждения некоторых экспертов, что конфликт на Украине для Запада является теперь «вторичным»? Как вы оцениваете перспективы реализации Минского процесса и согласны ли вы с теми, кто считает его «замороженным»?

А. ГАФАРОВА: Об угасании интереса к Украине свидетельствует крайне невзрачный визит Петра Порошенко на Мюнхенскую конференцию по безопасности, а также то, что западные партнеры не слишком препятствовали политическому шоу на Украине с участием Михаила Саакашвили. Европа давно демонстрировала усталость от регулярных провокаций и своенравного поведения Киева (через отказы от новых кредитов), и Киев искал поддержки у Вашингтона. На американском континенте теперь многое поменялось. Дональд Трамп регулярно унижает украинского президента, но истеблишмент в США все еще не собирается бросать растущую украинскую «демократию».

О том, что Украина, страшно боясь потери к себе внимания, прибегает к новым провокациям, говорится много. Но дополню, что Киев не просто устраивает очаги напряженности в Донбассе, но и идет на обострение дипломатических отношений с Белоруссией – также с прицелом обесценить Минскую площадку. А принятый Украиной закон «О реинтеграции Донбасса» был откровенной демонстрацией неуважения к Минским соглашениям. Европа по инерции заявляет о своей приверженности этим протоколам. Об этом, к примеру, напомнила еврокомиссар Федерика Могерини всего несколько дней назад, но реальной оппозиции действиям Украины не наблюдается.

NBJ: Как вы относитесь к недавно обнародованному заявлению советника президента РФ Германа Клименко о том, что России может угрожать отключение интернета? Есть ли вероятность, что угроза может оказаться реальной, или это попытка нас запугать?

А. ГАФАРОВА: Не запугать, а подстегнуть. Около месяца назад обсуждался провал перехода ряда государственных ведомств и департаментов, таких как, например, Управление делами президента, с Windows на российскую операционную систему Astra Linux, которую рекомендовала Минкомсвязь. Не лучшим образом обстоит дело с переходом госорганов на поисковые системы «Яндекс» и «Спутник». И высказывания господина Клименко стоит рассматривать как сигнал к тому, что чиновникам стоит поторопиться. Я не технический специалист, но знаю, что отключение от интернета – процесс сложный, это не один рубильник выключить. Интернет слишком децентрализован.

NBJ: Будет ли Запад, по вашему мнению, пересматривать свои взаимоотношения с Россией после того, как станут известными результаты очередных президентских выборов в нашей стране?

А. ГАФАРОВА: Итоги этих выборов нам, скорее всего, придется на Западе «отбивать». Не секрет, что сейчас по различным каналам вбрасывается информация о низком электоральном рейтинге президента. Вероятно, эти сообщения будут использоваться для дискредитации результатов голосования. А значит, новоизбранному и новоназначенному российскому руководству придется действовать бодро, быть может, даже воинственно.