Доля государства в совокупных активах российской банковской системы уже достигла, по экспертным оценкам, 75%. Является ли это закономерным явлением или такая ситуация сложилась по принципу «так получилось»? Какую роль в идущих сейчас на рынке процессах сыграл такой фактор, как создание 15 лет назад Системы страхования вкладов? На эти и другие вопросы ответил в интервью NBJ заведующий кафедрой фондовых рынков и финансового инжиниринга факультета финансов и банковского дела Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, заместитель председателя Центрального банка РФ в 2002–2008 годах Константин КОРИЩЕНКО.

NBJ: Константин, на Гайдаровском форуме, состоявшемся в середине января этого года, был предложен интересный вопрос – вышли ли мировая и российская экономика из кризиса. Каков ваш ответ на него?

К. КОРИЩЕНКО: Длительный период, начавшийся в 2009 году и характеризовавшийся серьезным денежным, а в ряде стран и бюджетным стимулированием, не мог продолжаться вечно, это все понимали и понимают. К настоящему моменту он подходит к своему завершению, и надо сказать, что благодаря этому стимулированию экономики ряда стран, в первую очередь США и ЕС, показали существенный рост внутреннего валового продукта. Но тут возникает следующий вопрос...

NBJ: Каково качество этого роста?

К. КОРИЩЕНКО: Не совсем так. На площадках многих международных форумов и конференций, в том числе и состоявшегося совсем недавно Давосского форума, поднимался вопрос о том, является ли рост показателя ВВП отражением факта развития экономики той или иной страны.

NBJ: Всегда считалось, что именно отражением этого факта рост ВВП и является, и иного мерила тут нет.

К. КОРИЩЕНКО: А вот сейчас по этому поводу возникает много вопросов. Если мы внимательно посмотрим на процессы, которые идут в американской экономике, одной из самых продвинутых в мире, то увидим, что там каждые три-четыре года модифицируется методика подсчета ВВП. То есть в расчет начинают включаться такие показатели, влияние которых очень трудно измерить – например, число внутрибанковских транзакций, объем сервисов, которые люди потребляют в интернете, и даже количество запросов в сети по тому или иному поводу. То есть учитывается что-то такое, что никак не связано с удовлетворением основных жизненных потребностей людей и очень сложно «пощупать» или «попробовать». Речь идет о неких виртуальных сервисах, которые, возможно, влияют на вашу жизнь, а возможно, и нет.

NBJ: Это делается для того, чтобы рост ВВП выглядел более впечатляющим?

К. КОРИЩЕНКО: Чтобы предметно ответить на этот вопрос, давайте возьмем для примера методику расчета инфляции. Предположим, у вас есть компьютер, который стоит тысячу долларов и производит миллиард операций в секунду. Через год вы приобретаете компьютер, который стоит две тысячи долларов и производит два миллиарда операций в секунду. Получается, что инфляция в данном случае нулевая, поскольку стоимость совершения одной операции осталась неизменной, не так ли? Но возникает вопрос, можно ли рассчитывать показатели инфляции, включая туда нечто нематериальное, виртуальное? И если можно, то насколько правильным будет такое измерение? И, как следствие, возникает вопрос, становится ли ваша жизнь лучше, а ваша страна более развитой, если вы проводите в интернете на 15 минут больше, чем в прошлом месяце?

NBJ: Тем не менее все сходятся на том, что мировая экономика все же вышла из кризисного состояния и растет. А что касается России, то тут меньше ясности, не так ли?

К. КОРИЩЕНКО: Россия, безусловно, восстанавливается после шокового падения цен на нефть в 2014–2015 годах и после введения санкций, но рост, который начался в нашей экономике в прошлом году, не является таким убедительным и ярким, как это было после острого периода кризисов 1998 и 2008 годов.

NBJ: О том, что так и будет, эксперты предупреждали, говоря, что наша экономика будет на этот раз долго болеть и медленно выздоравливать.

К. КОРИЩЕНКО: Да, но важно понять, почему так происходит. С моей точки зрения, это связано, во-первых, с тем, что участие государства в экономике у нас сейчас несопоставимо с той долей, которую государство занимало и контролировало в 1998 и даже в 2008 годах. И второй важный момент – это политика, которую в ответ на этот кризис проводят наши финансово-экономические власти. У нас очень сдержанная бюджетная политика. Денежно-кредитная политика тоже сдержанная, если не сказать жесткая. Так откуда же взяться убедительному и яркому экономическому росту в таких условиях? А если совсем уходить в экономическую теорию, то для любого роста необходимо существенное увеличение инвестиций...

NBJ: Это явно уязвимое место нашей экономики.

К. КОРИЩЕНКО: Да. Потому что внутренние инвестиции финансируются за счет сбережений частных лиц и других экономических агентов. Давайте посмотрим на динамику роста объемов вкладов населения. Сбережения явно растут. Но в инвестиции они не переходят, что означает следующее – у нас что-то не срабатывает на стадии этого самого перехода.

NBJ: Так об этом все в последнее время говорят – у банков на счетах сформировался огромный профицит ликвидности. То есть они аккумулируют средства населения, но не инвестируют их.

К. КОРИЩЕНКО: Да, у банков на счетах, если я не ошибаюсь, более 3 трлн рублей избыточной ликвидности.

Почему так происходит? Потому что, с одной стороны, эту ликвидность банкам кто-то дал (Минфин, ЦБ РФ, население), а с другой стороны, банки не могут ее использовать. То есть могут, но не видят в этом резона для себя. Можно было бы уменьшить профицит ликвидности, купив на часть средств валюту или государственные ценные бумаги. Но валюта банки не привлекает, а ставки по государственным ценным бумагам ниже ставок по депозитам в ЦБ РФ. Но главное, что при высокой ликвидности нет желания банков расширять кредитование. Вот и получается такой своего рода заколдованный круг.

NBJ: Зато у нас рекордно низкая инфляция. Об этом достижении и Банк России, и представители финансово-экономического блока в правительстве рассказывают нам на каждой конференции и на любом форуме. 4% годовых – такого в современной экономической истории нашей страны никогда еще не было.

К. КОРИЩЕНКО: Даже меньше 4%, но давайте ответим себе на вопрос, за счет чего обеспечивается достижение этого рекорда? У нас небольшой экономический рост, невысокие темпы роста денежного предложения, у нас ограничен прирост регулируемых цен, а рубль достаточно стабилен. То есть все основные показатели, которые обычно толкают инфляцию вверх, работают сейчас на ее сдерживание.

NBJ: Так это хорошо.

К. КОРИЩЕНКО: Вопрос в другом – низкая инфляция всегда декларировалась как необходимое условие для роста инвестиций и, как следствие, возобновления устойчивого экономического роста. Про то, каким на самом деле является нынешний рост инвестиций, я уже сказал, что же касается экономического роста, то мы видим, что он очень и очень сдержанный.

Подводя итог этой части нашей беседы, скажу, что есть три фактора, которые приводят к той ситуации, которую мы наблюдаем сегодня – большая доля государства в экономике, высокая ключевая ставка и нацеленность бюджета на сбалансированность. Именно эти три фактора удерживают экономику и не дают ей расти.

NBJ: Предположим, что правительство отказывается от негибкой бюджетной политики, а ЦБ РФ – от жесткого денежно-кредитного регулирования. Приведет ли это к ускорению темпов роста или, как об этом обычно предупреждают руководители ЦБ РФ и правительства, «выльется» исключительно в рост инфляции и бюджетного дефицита?

К. КОРИЩЕНКО: Посмотрите на активность на рынке жилья. У нас достаточно быстрыми темпами растет и ипотечное кредитование, и объемы строительства. Почему? Потому что на фоне падения цен увеличился спрос, который был подкреплен кредитными возможностями, поскольку банки снижали и продолжают снижать ставки по ипотечным продуктам. Это пример того, как отдельно взятая отрасль экономики реагирует на смягчение денежно-кредитной политики в «отдельно взятом секторе». Я уверен, что, если бы она была смягчена в целом, то мы бы увидели позитивную реакцию на это и со стороны других отраслей. При значительном снижении ключевой ставки Банком России – не на четверть или полпроцента по сравнению с нынешним уровнем, а на 2–3 % – действительно может ускориться экономический рост.

NBJ: Но, судя по всему, ни Банк России, ни правительство не готовы резко изменять свою политику.

К. КОРИЩЕНКО: Тут есть разные причины с их стороны, но главная, пожалуй, – в том, что Банк России не отвечает по закону за экономический рост в стране и поэтому не должен добиваться высоких темпов роста в экономике, увеличивая при этом риски наступления очередного кризиса.

NBJ: ЦБ РФ отвечает за стабильность национальной валюты и банковской системы, а вот насчет последней как раз возникают вопросы. Система вроде бы стабильна, но в ней неуклонно растет доля государства, и, по некоторым экспертным оценкам, она уже достигла 75%. По вашему мнению, это логичное явление или все происходит по принципу «так получается»? Иными словами, мы были обречены на то, чтобы вернуться назад, в начало 1990-х годов, по этому критерию?

К. КОРИЩЕНКО: Это логичное явление, исходя из той структуры национальной экономики, которую мы имеем в последние восемь-десять лет. А вот насколько это рационально – другой вопрос, ответ на который не столь однозначен. Государственные банки, если послушать, что о них говорят даже российские рейтинговые агентства, устойчивы в первую очередь благодаря наличию высокого уровня поддержки государства. Но если цель только в устойчивости и стабильности, то почему бы нам тогда не сделать государственные булочные или государственные спортивные клубы? Наверное, это как-то защитило бы потребителей булочек или спортсменов. Но в данном случае мы имеем дело с банками, которые являются ключевым звеном в обеспечении экономического роста. Это первый момент. А второй заключается в том, что госбанки тоже не стремятся сейчас активно кредитовать экономику.

NBJ: Вот это очень странно: если государство собственник, то оно располагает соответствующим мандатом и может просто приказать этим банкам делать то и не делать этого.

К. КОРИЩЕНКО: На это государственные корпорации обычно отвечают – не требуйте от нас очень хороших финансовых показателей, мы решаем важные социальные задачи. То есть формируется такой «нерыночный кластер» в нашей банковской системе. При классической структуре рыночной экономики есть частные субъекты, которые живут по принципам конкуренции, а государство вмешивается только там, где налицо неэффективное управление или монополизация. У нас же в полном соответствии с тем, о чем писал в своих трудах Владимир Ильич Ленин еще сто лет назад, формируется государственно-монополистический капитализм. Со всеми его издержками и характерными признаками.

NBJ: Но государство устами руководителей ЦБ РФ объясняет, что так выходит не в силу реализации какого-то долгосрочного плана или проекта, а просто потому, что иначе быть не может. Например, что должно было делать государство, когда обнаружилось, что нежизнеспособны три крупных частных банка? Дать им упасть? Но это бы повлекло слишком большие издержки, поэтому пришлось их «огосударствить» не из корыстных побуждений, а ради сохранения стабильности на банковском рынке.

К. КОРИЩЕНКО: Эту логику можно понять. Социальные последствия были бы очень серьезными. Но если у нас вопрос реструктуризации банковской системы осуществляется государственными институтами, то ничего, кроме государственных банков, выйти из этого не может.

NBJ: Правильно ли я понимаю, что вы не очень доверяете заявлениям руководителей ЦБ РФ о том, что через шесть- восемь месяцев санируемые банки будут выставлены на открытый рынок?

К. КОРИЩЕНКО: Нет, почему же не доверяю? Я верю, что такие намерения у регулятора есть. Но я не понимаю, кто может выступить в качестве покупателей этих активов. Мы не наблюдаем интереса со стороны иностранных инвесторов к нашим банкам, а внутри России чувствуется явный недостаток капитала. 

NBJ: Было бы странным, если бы он был, – санкции никто не отменял.

К. КОРИЩЕНКО: Дело тут не в санкциях. На наш банковский рынок вполне может прийти китайский, или индийский, или даже японский капитал. Но, учитывая то, каким образом эти страны проводят свою экономическую экспансию, трудно рассчитывать, что они станут покупателями этих активов.

NBJ: Они предпочитают в качестве объектов поглощения небольшие организации, чтобы потом «доращивать» их до чего-то существенного?

К. КОРИЩЕНКО: Нет, они стремятся начинать работу на новом для них рынке с чистого листа, потому что понимают, что покупка уже имеющегося актива несет с собой обременение в виде своего кредитного портфеля, своей истории, которая далеко не всегда является положительной. Что же касается санируемых банков, то с ними дело обстоит еще сложнее. Да, ЦБ РФ говорит нам, что через сравнительно короткое время они будут оздоровлены и станут хорошими. Но банк можно сравнить с театром. Как бы вы как зритель, отреагировали, если бы режиссер вашего любимого театра сказал, что он больше не будет ставить спектакли, которые вам нравятся? Ему надо заменить труппу и репертуар, поэтому показ спектаклей возобновится через год, но вы все равно в театр продолжайте, пожалуйста, ходить.

NBJ: Вот через год и приду.

К. КОРИЩЕНКО: Совершенно верно, и так же ответят многие клиенты банков, отправленных на санацию. Эти организации станут здоровыми через шесть-восемь месяцев или через год? Вот тогда и придем, а пока будем обслуживаться в других банках так же, как зрители будут ходить в другие театры, пока их любимый театр будет проходить реструктуризацию. Соответственно, бизнес санируемых банков так или иначе будет сокращаться. И кто потом будет заинтересован в том, чтобы купить большой банк с большими операционными расходами и, видимо, совершенно новым персоналом?

NBJ: И с не самой лучшей историей, раз уж банк попал на санацию. Это как-то трудно рассматривать как показатель его успешности.

К. КОРИЩЕНКО: Дело не столько в истории, сколько в том, что в принципе нельзя успешно продать историю реструктуризации. Можно продать новую успешную модель бизнеса, но об этом пока никто ничего не говорит. Как будут меняться модели бизнеса санируемых банков? ЦБ РФ говорит только об оздоровлении, то есть о том, что они уберут «плохие» активы и оставят «хорошие», а глобально, получается, ничего в этих банках не изменится.

NBJ: Все же удивительно, наверное, что три крупных частных банка попали на санацию в «мирное время», а не в период кризиса. Что так события развиваются во время общего эконо- мического коллапса, мы уже привыкли, но во второй половине 2017 года не было ни девальвации рубля, ни обвала ключевых макроэкономических показателей, ни паники вкладчиков. И тем не менее...

К. КОРИЩЕНКО: Я считаю, что все это следствие одного и того же решения, которое носит название «создание Системы страхования вкладов». Все такие системы, независимо от того, когда, в какой стране и в каких условиях они были созданы, являются причиной одной и той же искаженной картины рисков для действующих и потенциальных вкладчиков. Фактически у населения возникает иллюзия, что возможно безрисковое хранение денег в банках. И это еще полбеды, а вся беда в том, что люди начинают дробить свои вклады и бегать по разным финансово-кредитным организациям с тем, чтобы поместить в каждый банк кусочек своих сбережений.

NBJ: Да, это общепринятая практика, только не очень понятно, что в ней плохого?

К. КОРИЩЕНКО: Плохо то, что банки, стремящиеся проводить сбалансированную политику управления пассивами и активами, рано или поздно все равно оказываются под давлением «банков-пылесосов». Не бывает же так, что рынок вкладов «пылесосит» только одна организация, а остальные ведут себя прилично. Обычно «пылесосов» на рынке несколько, и другие банки вынуждены тоже завышать ставки по вкладам, чтобы сделать свои депозитные предложения более привлекательными для клиентов. А в результате мы видим то, что видим, – многие финансово-кредитные организации оказываются не в состоянии выносить эту «гонку» без критических последствий для себя.

NBJ: Так, по вашему мнению, создание Системы страхования вкладов почти 15 лет назад было ошибкой?

К. КОРИЩЕНКО: Я понимаю, почему тогда это считалось необходимым. Мы пережили до этого 1992 год, когда «сгорели» все вклады в Сбербанке, затем 1998 год, когда то же случилось со вкладами в большом количестве частных банков. Естественно, что и государство, и банки хотели восстановить доверие населения к финансово-кредитным организациям, а это было возможно только путем предоставления вкладчикам госгарантий по вкладам. Этой цели удалось достичь, но на пути к ней была создана гипербезопасная система, которая провоцировала и продолжает провоцировать агрессивное поведение ряда банков на рынке вкладов физических лиц.

NBJ: Система страхования вкладов была создана без малого 15 лет назад. У тех банков, которые за это время были удалены с рынка или отправлены на санацию, исчерпался запас прочности?

К. КОРИЩЕНКО: Надо понимать, что в последние несколько лет на жизнь банков негативно влияли два фактора – постоянное ужесточение регулирования и надзора и очень неблагоприятная деловая среда. Пока нет оснований полагать, что ситуация быстро изменится. Более того – частным банкам будет еще сложнее работать, потому что огосударствление наблюдается у нас практически во всех отраслях экономики, и нет ничего удивительного в том, что государственные компании реального сектора тяготеют к госбанкам.

NBJ: Теоретически можно было бы смягчить надзорную и регуляторную политику ЦБ РФ.

К. КОРИЩЕНКО: Мне кажется, что это вопрос политического решения. Если оно было принято и заключалось в том, что банковский рынок надо «очистить», то останавливать этот процесс на полпути никто не станет. Нельзя было предъявлять к одним банкам одни регуляторные требования, а к другим – другие.

NBJ: После появления закона о пропорциональном регулировании это уже можно делать.

К. КОРИЩЕНКО: Закон о пропорциональном регулировании ставит перед собой несколько иную цель. На мой взгляд, она заключается в том, чтобы сохранить рыночную составляющую нашей банковской системы. Все же понимают – без государственной поддержки или без хотя бы некоторого смягчения регуляторных требований малым и средним банкам будет очень трудно. Издержки на операционную деятельность, на комплаенс, на внедрение новых технологий, на обеспечение безопасности таковы, что у этих банков просто не будет хватать средств.

NBJ: И какое же тогда будущее ждет нашу банковскую систему? Она будет «огосударствляться» дальше?

К. КОРИЩЕНКО: Я думаю, самый вероятный сценарий будущего нашей банковской системы – достижение государством в ней какого-то пика и после этого принятие политического решения о «разгосударствлении» банковской системы.

NBJ: Новая волна «народных IPO»?

К. КОРИЩЕНКО: Тут могут быть разные формы, не так уж важно, какая из них будет выбрана. Главное – разбить связку между государственными компаниями реального сектора и госбанками. Потому что, сохраняя ее, мы неизбежно идем к плановой экономике, то есть, по сути, возвращаемся к тому, от чего ушли несколько десятков лет назад.

NBJ: Наверняка определить «уровень сопротивления», о котором вы говорите, очень сложно. Какой должна быть доля государства в активах банковской системы, чтобы пошел возвратный процесс?

К. КОРИЩЕНКО: Мне кажется, что мы уже достигли этого уровня и все, что нас сдерживает в этом вопросе, – это инерция мышления. Сказанная руководителями ЦБ РФ фраза – «мы объединим БИНБАНК и ФК «Открытие» – это, на мой взгляд, признание факта, что пик уже достигнут. Государству не нужно столько банков, и теперь самое время подумать о том, как сохранить рыночную составляющую нашей банковской системы и начать возвратное движение к ее увеличению.