В условиях финансово-экономической глобализации заметно возросла совокупная величина внешнего долга различных стран мира. По методологии Международного валютного фонда (МВФ) понятие «внешний долг» означает совокупность долговых обязательств перед нерезидентами и не включает встречные долговые требования, то есть в международной практике принято учитывать только валовый внешний долг (gross external debt). 

За последние двадцать лет объем международного долгового рынка увеличился на порядок, а совокупный объем мирового внешнего долга, по нашим расчетам, в конце 2014 года составил примерно 76,4 трлн долларов США, то есть 97,8% к мировому ВВП (78,1 трлн долларов США). Хотя в течение 2015 года совокупный объем мирового внешнего долга уменьшился на 3,5%, мировой ВВП сократился еще больше (на 6,0%). В результате соотношение мировой внешний долг/мировой ВВП увеличилось до 100,3%.

Рост внешней задолженности темпами, опережающими рост ВВП, создает потенциальную угрозу возникновения внешнедолговых кризисов, то есть проблем с обслуживанием и погашением внешнего долга. Крайней формой их проявления является суверенный дефолт – невыполнение той или иной страной принятых на себя внешнедолговых обязательств. К слову, по данным американских экономистов К. Рейнхарт и К. Рогоффа, за период с 1800 по 2009 год в мире было зафиксировано 250 случаев суверенного дефолта по внешнему долгу. Из них 170 приходятся на период после окончания Второй мировой войны, то есть суверенные внешнедолговые дефолты стали отмечаться намного чаще. Если в XIX и в первой половине XX века один суверенный дефолт случался в среднем каждые 2 года, то последние полвека – примерно каждые 4 месяца. 

Пик суверенных дефолтов пришелся на 80–90-е годы прошлого века и был связан, в первую очередь, с развивающимися странами Латинской Америки. Последовавшие затем долговые кризисы в странах Юго-Восточной Азии в 1997–1998 годах, в России в 1998 году, в странах Латинской Америки на рубеже ХХ и ХХI веков, заметный рост за последние годы внешнего долга США и ряда африканских стран, а также продолжающийся до сих пор долговой кризис в еврозоне поставили быстрый рост внешних долгов в ряд наиболее актуальных глобальных финансово-экономических проблем современности, требующих первоочередного решения. 

Если в 80–90-е годы ХХ века суверенные внешнедолговые кризисы связывали только с развивающимися странами, то в настоящее время актуальна проблема долгов развитых стран. 

В последние годы объем внешнего долга большинства крупнейших стран мира неуклонно увеличивался. 

На основе данных Всемирного банка, видно, что за 11 лет величина совокупного внешнего долга десяти стран-лидеров возросла почти в 1,8 раза (с 30 млрд долларов в начале 2005 года до 53 млрд долларов в начале 2016 года). Следует отметить, что почти 97% совокупного внешнего долга Люксембурга и почти 93% совокупного внешнего долга Ирландии приходятся на корпоративный сектор. Однако значительная часть этого долга используется за пределами указанных стран, поскольку банки и компании из различных стран мира активно регистрируют свои дочерние и аффилированные структуры в Люксембурге и Ирландии. Так они организовывают внешнедолговое финансирование и используют льготный режим налого­обложения и благоприятные условия для ведения бизнеса в этих странах. Среди пятерки стран-лидеров минимальный рост был зафиксирован в Великобритании (1,2 раза), а максимальный – в США (2,1 раза). После мирового финансово-экономического кризиса 
в 2008–2009 годах среди пятерки стран-лидеров объем совокупного внешнего долга сократился во всех странах, кроме США. Там отмечен рост почти на 30%. Однако, в течение 2016 года внешний долг возрос в 9 странах из 10 (за исключением Великобритании, где начиная с 2012 года происходит заметное сокращение корпоративного внешнего долга). 

Следует отметить очень высокую степень концентрации совокупного мирового внешнего долга среди ведущих развитых стран мира. На десятку стран-лидеров приходится около 87% совокупного мирового внешнего долга, а на первую пятерку – 2/3.

В международной практике в структуре внешнего долга принято выделять государственный (суверенный) долг и негосударственный (корпоративный) долг. В совокупном внешнем долге разных стран мира соотношение между государственными и корпоративными заимствованиями существенно отличается. По данным Всемирного банка, в Сингапуре, например, в 2016 году вообще не было правительственных внешних долгов, в Люксембурге доля государственного внешнего долга составляла лишь десятые доли процента. В то же время в таких странах, как Уругвай и Греция, удельный вес государственного внешнего долга находился на уровне 60%, а в Эквадоре – 71%.

Как следует из таблицы, доля государственного долга в совокупном объеме внешнего долга по десяти странам-лидерам также сильно отличается: от 5,9% в Нидерландах до 61,5% в Греции.

Для оценки внешнедолговой устойчивости страны применяются различные показатели, но наиболее распространенным индикатором является соотношение объема совокупного внешнего долга и ВВП. В соответствии с рекомендациями МВФ соотношение величины совокупного внешнего долга и ВВП, выраженное в процентах, отражает определенную степень риска внешней задолженности для различных стран мира. Если данное соотношение не превышает 30%, степень риска невелика. Высокая степень риска возникает в том случае, если этот показатель превышает 50%. 

Если принять во внимание встречные долговые требования различных стран, лидирующих по величине совокупного внешнего долга, ситуация несколько меняется. Это можно наблюдать на примере стран еврозоны.

Как следует из таблицы, составленной на основе данных статистической службы Европейского союза «Евростат», одни европейские страны являются нетто-кредиторами (Германия, Ирландия и Люксембург), а другие – нетто-заемщиками (Франция, Италия, Греция, Нидерланды, Испания). Подобное разделение различных стран мира на нетто-кредиторов и нетто-заемщиков характерно 
для современной структуры глобального внешнего долга. На одном полюсе находятся страны-кредиторы, в числе которых, например, Китай, Япония, Южная Корея, Россия, Гонконг, Израиль, Норвегия, Сингапур, ЮАР, а на другом – страны-заемщики: США, Австралия, Бразилия, Индия, Мексика, Филиппины, Турция, Казахстан, Украина и др. В результате сформировалась одна из серьезных проблем современной мировой финансовой архитектуры – так называемый дисбаланс внешнего финансирования. 

Главным должником мира являются в настоящее время США. В 2015 году величина их внешнего долга достигла 22 % мирового ВВП. Этот показатель в три с лишним раза превысил совокупную внешнюю задолженность 124 развивающихся стран и стран с переходной экономикой и составил более 1/4 мирового объема внешнего долга. В структуре внешнего долга США на суверенный долг приходится около 1/3.  

Что касается ведущих европейских стран, то, с одной стороны, они являются крупнейшими кредиторами в мире, а с другой стороны, имеют достаточно большой размер собственного внешнего долга. И его величина растет в последние годы как в абсолютном выражении, так и по отношению к ВВП. В начале 2016 года, по данным Всемирного банка, совокупный внешний долг стран еврозоны составил 15,1 трлн долларов, из которых 3/4 приходилось на корпоративный внешний долг. 

Хотя удельный вес совокупного внешнего долга развивающихся стран составляет менее 10% общемировой внешней задолженности, темпы его роста за последние десять лет (в среднем на 11–12% в год) вызывают беспокойство у международных финансово-кредитных организаций. В 2007–2015 годах совокупный внешний долг развивающихся стран увеличился в 2 раза. 

Для развивающихся стран и стран с переходной экономикой характерна значительная доля государственного внешнего долга. Это связано с тем, что международные инвесторы пока еще не очень доверяют банкам и компаниям из развивающихся стран, предпочитая иметь дело с государственными долговыми обязательствами. Следует, однако, отметить, что доля корпоративного внешнего долга имеет тенденцию к росту. Для развивающихся стран и стран с переходной экономикой, как и для развитых стран, также характерна высокая степень концентрации внешнего долга. На десятку стран-лидеров приходится почти 2/3 совокупного внешнего долга развивающихся стран.

Если говорить о России, то по формальным показателям внешне­дол­говой устойчивости она имеет значитель­ный потенциал для осущест­вления дальнейших внешних заимствований. Теку­щая величина совокупного внешнего долга России в соотношении с ВВП страны составляет около 30%, объем международных резервов на 3/4 покрывает совокупный внешний долг. Величина суверенного внешнего долга равна примерно 2% ВВП (или же чуть больше 6% совокупного внешнего долга страны). 

Следует, однако, иметь в виду, что размер реальной внешнедолговой государственной нагрузки заметно превышает формальный показатель суверенного внешнего долга за счет внешнедолговых обязательств российских квазисуверенных заемщиков в лице компаний и банков, находящихся под контролем государства. Если учесть, что на них приходится около 60 % совокупного внешнего корпоративного долга страны (примерно 16–17% российского ВВП), тогда размер государственных внешнедолговых обязательств увеличивается до 18–19% ВВП.

Быстрый рост внешнедолговой нагрузки многих стран мира (в первую очередь промышленно развитых стран) вызывает серьезные опасения в связи с возможностью нового витка мирового финансово-экономического кризиса, который может быть спровоцирован цепной реакцией долговых кризисов отдельных стран. Для решения глобальной долговой проблемы необходимо, чтобы основные страны-должники минимизировали объемы новых заимствований и обеспечивали максимально возможный рост национального ВВП. Однако на практике в текущей мировой финансово-экономической ситуации рост ВВП тесно связан с необходимостью дополнительных государственных расходов, которые требуют привлечения новых денежных средств и, как следствие, увеличения размера существующего внешнего долга. 

Глобализация внешнедолговой проблемы выходит за чисто экономические рамки, оказывая непосредственное влияние на характер внешней и внутренней политики, проводимой руководством стран-должников. Рост задолженности делает страну более зависимой от крупных международных кредиторов, а также повышает вероятность неплатежей в установленные сроки и, как следствие, риск невыполнения своих финансовых государственных обязательств. А это  ведет к невозможности получения в будущем новых кредитов от нерезидентов.

Возникает вопрос: можно ли с высокой степенью уверенности предсказать наступление суверенного внешнедолгового дефолта, опираясь на ряд определенных индикаторов или какой-то агрегированный (результирующий) показатель? В настоящее время в мире доминируют две методики оценки вероятности суверенных дефолтов: векторная и скалярная. Первая связана с определением системы показателей, каждый из которых является своеобразным долговым индикатором. Чем выше такой показатель, тем меньше возможности страны по обслуживанию своих долговых обязательств и, соответственно, тем выше вероятность суверенного дефолта. 

При внешней простоте сути векторной методики оценка вероятности суверенного дефолта на ее основе не настолько проста. Это связано с тем, что по ряду одних внешнедолговых индикаторов страна может превышать установленные пороговые значения, а по ряду других – нет. В этом случае возникает неопределенность, устранить которую в рамках данной методики невозможно. Кроме того, сами пороговые значения внешнедолговых индикаторов определяются экспертным путем на основе здравого смысла и эмпирических наблюдений. Все это создает большие проблемы при оценке вероятности суверенного дефолта той или иной страны. Американские ученые К. Рейнхарт и К. Рогофф приводят данные по суверенным внешнедолговым дефолтам за период с 1970 года по 2008 год, из которых следует, что только в 16% случаев внешний долг превышал 100% ВВП данной страны. Более половины дефолтов произошли при уровне долга, составлявшем менее 60% ВВП, а случаи дефолта с уровнем внешнего долга менее 40% ВВП составляют почти 20% от общего количества.

Скалярная методика предполагает интегральную оценку, когда множество внешнедолговых индикаторов на завершающей стадии анализа обобщаются в итоговую оценку с помощью различных методов агрегирования. Однако, как правило, получение интегральной оценки основывается не на реальном агрегировании исходной информации, а на использовании ряда базовых статистических элементов, которые по определенной методике пересчитываются в интегральную вероятность суверенного дефолта. В данном случае главным рыночным индикатором вероятности суверенного дефолта являются свопы кредитного дефолта (credit default swap, CDS). На основе стоимости таких свопов, покрывающих риски неплатежа по государственным долговым ценным бумагам, оценивается вероятность наступления суверенного дефолта. Однако поскольку CDS – это рыночный инструмент, который активно используется в спекулятивных целях, его стоимость достаточно волатильна (особенно в периоды нестабильности мировой экономики и мировых финансов) и может не отражать фундаментальные финансово-экономические показатели страны. Кроме того, CDS ориентирован только на суверенные еврооблигации, тогда как оценка вероятности суверенного дефолта предполагает учет всех внешнедолговых обязательств страны.

Наряду с отмеченными выше способами предсказания суверенного дефолта предпринимаются также попытки разработки так называемых «технических» методов, основанных на использовании исторических данных о суверенных дефолтах. Один из таких методов предлагает, например, экономист Е. Балацкий. Суть метода состоит в следующем: определить малое число ключевых внешнедолговых индикаторов; собрать цифровые значения данных индикаторов для малой выборки стран, переживших дефолт; выбрать специ­фикацию функции вероятности суверенного дефолта и осуществить оценку параметров этой функции на основе ­интерполяции.

Для проведения анализа были отобраны три латиноамериканские страны (Эквадор, Аргентина и Мексика), две азиатские страны (Таиланд и Южная Корея) и Россия, которая, по мнению автора, с определенной степенью условности может быть отнесена к разряду азиатских государств и была затронута азиатским кризисом 1997–1998 годов. В результате проведенного эконометрического анализа автор выявил разные модели суверенного дефолта, которые имеют неодинаковую природу происхождения и протекания. 

Еще один вывод состоит в том, что разные группы стран обладают разной уязвимостью к дефолту. Так, например, по меркам азиатского кризиса США уже могут быть признаны семикратным банкротом. Этот факт заставляет переосмысливать понятие «суверенный дефолт». Он возникает внутри определенной страны в контексте конкретных мировых событий, которые могут существенно отличаться в разные периоды времени. Так, например, в ходе азиатского кризиса дефолты в разных странах случались в гораздо более безопасных условиях, чем в Латинской Америке. Таким образом, единых «дефолтных стандартов» для разных стран мира не существует. 

В заключение следует сказать, что сегодня достаточно очевидным является тот факт, что в долг живут уже не отдельные государства, как это было, к примеру, 30–35 лет назад, а большинство стран мира. Проблемы с рефинансированием внешних долгов в результате отказа кредиторов предоставлять новые займы заставляют правительства стран-должников сокращать государственные расходы. И это может провоцировать серьезные социальные потрясения (как, например, в Греции, где регулярно проводятся забастовки и демонстрации). В результате обострение глобальной внешнедолговой проблемы может оказаться одной из основных причин глубокого финансово-экономического кризиса не только в отдельно взятых странах или в группе связанных между собой стран, но и в глобальном масштабе.