Не так давно американское информационное агентство Bloomberg опубликовало статью, в которой вполне комплиментарно оценило нынешнее состояние российской экономики и даже назвало нашу страну потенциальной тихой гаванью для инвесторов. Однако это суждение было весьма скептически воспринято российскими экспертами. В чем причина этого, может ли Россия действительно претендовать на подобный статус, каковы основные препятствия для притока в нее прямых инвестиций и почему в последние несколько месяцев она стала даже не тихой гаванью, а настоящей землей обетованной для спекулятивных инвесторов? На эти и другие вопросы ответил в интервью NBJ управляющий директор Национального рейтингового агентства (НРА), генеральный директор «БизнесДром» Павел САМИЕВ. 

NBJ: Павел, для нашей страны снова актуальным становится вопрос привлечения инвестиций, поскольку острый период кризиса остался позади, а для выхода экономики из стагнации, безусловно, нужен частный капитал, а не только государственные вложения. По вашему мнению, как у нас обстоят дела в этой сфере, каковы перспективы России с точки зрения привлечения инвестиций? 

П. САМИЕВ: Прежде всего, давайте признаемся честно: когда мы говорим о привлечении инвестиций, то в первую очередь подразумеваем иностранные вложения. Хотя это на самом деле некорректно. Да, иностранные инвестиции важны, помимо прочего, это еще и технологии, и интеграция в мировую экономику. Объем иностранных инвестиций уже больше года показывает действительно весьма впечатляющий рост, но проблема в том, что речь идет преимущественно об инвесторах, которые интересуются наиболее ликвидными ценными бумагами с целью спекулирования ими. Тема carry-trade достаточно известна – это спекулятивная игра на различии процентных ставок и курсовых разниц относительно средств в национальных валютах разных стран. 
В этом контексте Россия выглядит сейчас действительно практически идеально: у нас долгое время держались высокие уровни доходности по ценным бумагам и плюс к этому укреплялся рубль. Нет смысла подробно рассказывать про эту модель – она уже давно описана в учебниках, спекулянты получают маржу на двойном арбитраже: на разнице ставок и на укреплении валюты, в которой номинированы активы, в которые они вкладывают. Вроде все это выглядит не страшно: наконец-то российские активы нравятся иностранным инвесторам – все флаги в гости будут к нам. В чем же подвох? 

NBJ: И правда, каковы минусы carry-trade и риски для нашей ­экономики? 

П. САМИЕВ: Во-первых, приток таких инвестиций автоматически провоцирует укрепление национальной валюты, поскольку инвесторы покупают рублевые активы и, естественно, делают они это за рубли. Как следствие, возникает тот самый эффект, который некоторые эксперты называют искусственным завышением рубля. Честно говоря, я очень не люблю формулировок «заниженный» или «завышенный» курс. Если он устанавливается директивно, нерыночно, тогда он может быть неравновесным. У нас курс все-таки определяет рынок, но при этом большую роль играет спекулятивный фактор, или, если быть точнее, тот самый фактор carry-trade, о котором я сказал выше. Вы понимаете, в конечном счете от повышения курса рубля по отношению к резервным валютам страдают национальные производители и прежде всего те компании, продукция которых ориентирована на экспорт. 

NBJ: Это первый минус. Есть ли еще? 

П. САМИЕВ: Да, и это очевидно на примере других стран, поскольку инвесторы, занимающиеся carry-trade, обычно мало интересуются спецификой экономик различных государств и работают по всему миру, если видят, что на рынках сформировались благоприятные для них условия. Иными словами, они не видят разницы между, скажем, Бразилией и Россией, их не очень интересуют такие вещи, как государственное устройство той или иной страны, структура их экономик, имеющиеся политические или экономические риски. Для них главное – возможность играть на курсовых разницах. И если мы посмотрим на страны, где они уже играли в carry-trade, то увидим следующее: такие инвестиции быстро и массово приходят, но так же массово и, что самое главное, резко уходят. 

NBJ: Наглядным примером тому служит не только чужой, но и наш опыт. В России уже была похожая ситуация в конце 1990-х годов, за год-два до дефолта и девальвации рубля. 

П. САМИЕВ: Да, с определенными поправками эти две ситуации – тогдашняя и нынешняя – похожи. Сейчас нет предпосылок для «отлива» таких инвестиций, но мы должны понимать, что период этого наплыва априори краткосрочен. Доходность наших ценных бумаг уже снижается и выходит на уровни, которые уже не так интересны подобным инвесторам, к тому же не факт, что рубль продолжит укрепляться. Так что мы должны быть готовы к тому, что скоро этому буйству кэрри-трейдеров на нашем рынке наступит конец. 

NBJ: ЦБ РФ снижает ключевую ставку в том числе и по этой причине? 

П. САМИЕВ: На самом деле Центральный банк говорит о том, что масштабы и влияние carry-trade невелики, регулятор не считает это существенной проблемой для нашей финансовой системы. Сложно дать однозначную оценку, прав он в данном случае или нет. Есть расчеты, которые говорят в пользу позиции, занимаемой по данному вопросу руководством Банка России, и есть расчеты, которые, напротив, свидетельствуют о том, что масштаб этой проблемы достаточно велик. Но все же я склоняюсь к тому, что это значимый фактор, к сожалению, потому что это еще один «черный лебедь» для нашей экономики. Вот уж какого риска мы не ожидали еще 2 года назад – спекулятивные инвесторы на фоне укрепления рубля. 

NBJ: Может, здесь все, как в названии известного фильма – «Цену смерти спроси у мертвых»? О масштабах влияния carry-trade на нашу экономику мы узнаем, только когда эти средства схлынут с нашего фондового рынка и рынка облигаций? 

П. САМИЕВ: Скорее всего, так и будет. Сейчас можно однозначно констатировать только то, что рубль потерял обычную для себя корреляцию с динамикой мировых цен на нефть. В последнее время нередкой стала ситуация, при которой котировки нефтяных контрактов на Brent и Urals идут вниз, а рубль на это практически никак не реагирует или снижается не так значительно, как дешевеет нефть. О чем это говорит? О том, что есть другие факторы, оказывающие влияние на его ценообразование. В их числе, вполне возможно, и carry-trade. 

NBJ: Если отвлечься от спекулянтов и перейти к тем, кого у нас называют прямыми инвесторами, то расскажите, пожалуйста, что здесь ­происходит? 

П. САМИЕВ: Здесь все очень локализовано. Безусловно, у нас сейчас есть секторы в экономике, которые объективно привлекательны для притока в них инвестиций, как российских, так и иностранных. К их числу относятся агропромышленный комплекс, пищевая промышленность и еще несколько отраслей, которые прочувствовали на себе положительный эффект девальвации рубля. Инвесторов привлекает возможность быстро и сравнительно дешево развернуть в них производство, плюс к этому многие компании, работающие в этих отраслях, в последнее время не только успешно продают свою продукцию на внутреннем рынке, но и все более активно осваивают внешние рынки. 

NBJ: Продолжает ли оказывать влияние на инвестиционный процесс тот фактор, который все так горячо обсуждали еще три года назад, – санкции, введенные западными странами против России? Если да, то насколько существенным является это влияние? 

П. САМИЕВ: Санкции сейчас, как это ни странно, сильного влияния уже не оказывают. Во многом это объясняется тем, что они изначально были приняты и введены в действие в усеченной форме. Иными словами, это был знаковый, я бы даже сказал, символический шаг с политической точки зрения, но при этом санкции изначально не были нацелены на то, чтобы нанести существенный ущерб российской экономике. 

NBJ: Странно, а как же знаменитое высказывание экс-президента США, сделанное им весной 2015 года, о том, что экономика России разорвана в клочья. Это заявление было сделано как раз через год после введения в силу санкций первого, «крымского» пакета. 

П. САМИЕВ: Это риторика, на практике все оказалось иначе. Взять, например, Иран: против этой страны были введены куда более серьезные санкции, чем против России. В результате применения этих ограничительных мер Иран фактически оказался оторванным от мировой финансовой инфраструктуры, что стало болезненным ударом для его экономики. С другой стороны, налицо и позитивный момент: уровень диверсификации иранской экономики вырос. 

NBJ: Как и у нас. Складывается впечатление, что санкции подталкивают экономики к диверсификации независимо от того, к какой стране и по каким причинам они применяются. 

П. САМИЕВ: Это действительно так, поскольку страны, подпавшие под санкции, пытаются как-то стабилизировать свои экономики. В ответ они начинают развивать те отрасли, на которые в силу тех или иных причин раньше не обращали особого внимания – возможно, потому что были уверены, что им все равно не удастся выйти со своей продукцией в первые гильдии этих отраслей. Тем не менее надо понимать, что санкции – это печальная история для всех стран, поскольку лишь очень немногие государства в мире могут быть закрытыми, то есть абсолютно экономически самодостаточными. Наверное, таким мог бы быть Китай… 

NBJ: И Америка? 

П. САМИЕВ: Наверное, и Америка. Тут определяющее значение имеют прежде всего размер территории, количество населения и ресурсная составляющая. На первый взгляд, две названные нами страны теоретически действительно могли бы быть закрытыми, но мы видим, что на деле все обстоит не так. Китай обладает экспортно ориентированной экономикой, и поэтому он не может резко закрыться. США же не могут себе этого позволить по другой причине: они транслируют на весь мир свои институты, правила игры и экономическую политику. Делать это можно, только будучи открытой страной. 

NBJ: Иначе говоря, с санкциями и их влиянием на экономику все обстоит ­неоднозначно. 

П. САМИЕВ: Да, вы правильно подметили. Они приводят к диверсификации экономики, и это плюс. А с другой стороны, резко обостряется вопрос национальной безопасности, что приводит к увеличению объемов «закопанных в землю» инвестиций, преимущественно, конечно, государственных. 

NBJ: Что вы имеете в виду? 

П. САМИЕВ: Например, есть большой проект, требующий масштабных вливаний, очень важный с точки зрения обес­печения национальной безопасности России. Его надо реализовывать, но, с другой стороны, все понимают, что для частных инвесторов он будет непривлекательным, что отдача на каждый вложенный рубль составит максимум 50 копеек. Государство вкладывает средства в его реализацию, и вот как раз такие инвестиции и называют «закопанными в землю». Честно говоря, даже инвестициями их не очень правильно называть – это дотации, поскольку еще на берегу все знают, что возврата на капитал в этом случае не будет и с финансовой точки зрения будут убытки. 

NBJ: В последнее время стало распространенным мнение, что банковская отрасль, которая раньше была одной из самых привлекательных для иностранных инвестиций, сейчас практически полностью утратила свою привлекательность. Как бы вы объяснили такую метаморфозу? 

П. САМИЕВ: Это связано с целым рядом факторов, а в первую очередь с тем, что у нас сформировалось такое явление, как уставшие, разочаровавшиеся акционеры. С одной стороны, нет ничего трагичного или удивительного в том, что банковский бизнес у нас стал низкомаржинальным – он точно такой же если не во всех, то во  многих ­странах. 

NBJ: Но у нас он стал таким, наверное, слишком резко и внезапно для большинства инвесторов. 

П. САМИЕВ: Совершенно верно. Более того, он стал непредсказуемым: например, сейчас очень трудно сказать, останется ли он в положительной зоне прибыли. Почему по итогам прошлого года мы получили хороший результат по этому показателю? Очевидно, потому, что политика регулятора в вопросе резервирования была очень лояльной для банков. Но в этом году ЦБ РФ уже не придерживается этой политики, и по итогам I квартала мы увидели совсем другую ситуацию. 

NBJ: Но это все же краткосрочный фактор, вряд ли акционеры ориентируются исключительно на него. 

П. САМИЕВ: Конечно, еще больше их смущает отсутствие понимания, куда дальше будет двигаться банковский сектор, какой будет конкуренция в нем и т.д. Из-за этого в отрасли складывается во многом парадоксальная ситуация: докапитализация банков, то есть инвес­тирование акционерами средств, происходит из-под палки не потому, что они заинтересованы в успешном развитии своих активов, а потому, что они вынуждены это делать из страха перед регуляторными и надзорными мерами воздействия. Иными словами, либо ты вложишь в капитал своей финансово­кредитной организации очередную порцию денег, либо у твоего банка отзовут лицензию, а такого варианта развития событий акционеры боятся. 

NBJ: Это связано с тем, что у нас нет так называемого достойного выхода с рынка? 

П. САМИЕВ: Да. Если банк относительно крупный, то свернуть его и при этом не остаться должным всем кредиторам практически невозможно. Еще несколько лет назад надоевший банк можно было продать и выручить за него какие-то средства. До недавнего времени работал механизм санации, который искусственно поддерживал рынок, а теперь и его не стало. В результате в нынешних условиях любой run-off – процесс сворачивания бизнеса – становится очень болезненным для собственников активов. Их долги перед кредиторами могут быть слишком велики, а порой они подпадают даже под уголовную ответственность. Вот и формируется для них ситуация цугцванга: и продолжение работы становится экономически невыгодным, и выход с рынка сулит им всевозможные неприятности, начиная финансовыми и кончая правовыми. 

NBJ: Потому что, как говорят руководители Агентства по страхованию вкладов, большинство банков у нас «дырявые»? 

П. САМИЕВ: Так они часто становятся «дырявыми», как говорится, в моменте времени – когда начинается процедура сворачивания их бизнеса, например, в результате отзыва лицензии. Никто не отрицает, что у многих участников рынка есть проблемы, свои скелеты в шкафу. Но после того как банк прекращает свою деятельность, количество и масштаб этих скелетов начинают расти в геометрической прогрессии, а дыры в балансах увеличиваются. 

NBJ: Чисто теоретически можно сделать амнистию для этих дыр. 

П. САМИЕВ: Теоретически – да, а на практике тут же возникнут вопросы. У кого-то эти дыры небольшие, а у кого-то они несовместимы с дальнейшим существованием банка. К тому же дыра – это очень хитрый предмет: она может казаться небольшой, но при определенных условиях начинает быстро расти. Мы все неоднократно были свидетелями такой истории: у банка отзывают лицензию, а потом через какое-то время представители АСВ говорят, что у него в балансе обнаружена дыра огромных размеров. Все, естественно, задаются вопросом: как же так, почему ЦБ РФ терпел на рынке актив с такой дырой? 

NBJ: Вопрос более чем закономерный. 

П. САМИЕВ: А это происходит потому, что временная администрация проводит переоценку имеющихся активов, в результате чего многие кредиты начинают перемещаться в более низкие и, соответственно, требующие большего резервирования категории. Это раз. Второй момент: многие кредиты перестают обслуживаться после отзыва у банка лицензии, и случается это по разным причинам. Иногда потому, что эти кредиты предоставлялись небанковским активам акционера, иногда потому, что речь изначально шла о технических сделках, то есть средства предоставлялись компаниям, не ведущим реальной деятельности. А иногда речь идет о вполне рыночных кредитах, которые нормально обслуживались, но после отзыва лицензии планомерной работой с такими должниками никто не занимается, временной администрации не до того, и у нее совсем иной подход к решению подобных проблем, нежели у коммерческих организаций. Должен сказать, что обычно имеют место все эти три варианта, а для публики все выглядит одинаково: собственники украли деньги – ату их! 

NBJ: В последнее время много говорят о том, что формирование такого негативного имиджа и собственников, и руководителей банковских организаций – это серьезная проблема, которая нам всем еще аукнется. 

П. САМИЕВ: Это действительно так. Ситуация доведена до абсурда. В глазах общества собственник, вкладывающий свои средства в банк, – это потенциальный вор. Он, по мнению людей, далеких от банковского бизнеса, ставит перед собой единственную цель – украсть те средства, которые доверят его активу клиенты. То есть получается, что у нас потенциальные инвесторы в банковские активы и так демотивированы, поскольку, как мы уже говорили, этот бизнес резко перестал быть высокомаржинальным. И плюс к этому в обществе сформировалось подчеркнуто негативное отношение к ним. Как в этих условиях рынок может иметь перспективы для успешного развития? 

NBJ: Но справедливости ради следует сказать, что и в западных обществах банкиры не пользуются всеобщей любовью и популярностью. 

П. САМИЕВ: Это так, но там все же такое отношение не доведено до крайней точки. Одно дело, когда люди неприязненно относятся к банкирам, потому что считают, что те слишком много зарабатывают, и совсем другое – когда в основе этой неприязни лежит убеждение в том, что все банкиры – воры. Согласитесь, что это формирует совершенно разное отношение, и, что особенно огорчает, у нас же были примеры, когда банки уходили с рынка, расплатившись при этом со всеми кредиторами. Вы помните их названия? 

NBJ: Нет. 

П. САМИЕВ: Вот именно, никто не помнит. Потому что эти прецеденты были обойдены общественным вниманием – средства массовой информации посвятили этим фактам максимум одну-две статьи. А вот прецеденты, когда в банках после отзывов лицензий вскрываются масштабные дыры, всегда на слуху и в эпицентре обсуждения. Поэтому не стоит удивляться тому, что у людей формируется специфическое отношение к банкирам в частности и к банковскому бизнесу в целом. Переламывать его потом придется очень долго. 

NBJ: Заключительный вопрос, который я хотела бы вам задать, касается статьи, недавно опубликованной Bloomberg. В ней говорилось о том, что Россия становится тихой инвестиционной гаванью. Что же получается, гавань, но отнюдь не тихая или вовсе не гавань? 

П. САМИЕВ: Здесь есть достаточно интересный момент. Что такое тихая гавань в принципе? Это наиболее привлекательное место для инвестиций в долгосрочной перспективе или это место, где можно просто пересидеть предположительно надвигающуюся бурю? Если имеется в виду первое, то вряд ли наша страна в ее нынешнем состоянии отвечает необходимым критериям. Если второе, то, наверное, да, но с одной поправкой: сложно в принципе называть так страну с большой экспортной составляющей, то есть априори сильно зависящую от конъюнктуры мировых товарных рынков. В этом контексте риски нашей экономики достаточно высоки. 

Есть и еще один момент, чисто практический. Я уже говорил выше, что сейчас для инвесторов очень привлекательным является наш агропромышленный комплекс. Но это в теории, а на практике они зачастую сталкиваются с такими проблемами, о которых обычно не пишут в аналитических исследованиях или в отчетах рейтинговых агентств. Например, с тем, что даже крупным компаниям, работающим в этой сфере, бывает трудно привлекать кредиты на приемлемых для них условиях – думаю, я не раскрою большой тайны, если скажу, что обращаются они в таких случаях преимущественно в банки с госучастием, где есть программы льготного кредитования, субсидирования процентных ставок и т.д. 

NBJ: Логично. И в чем же заключается проблема? 

П. САМИЕВ: Складывается такое впечатление, что эти банки не слишком заинтересованы в том, чтобы привлекать и удерживать таких клиентов. Они требуют залогов, которые в десятки раз превышают суммы запрашиваемых кредитов. Понятно, что инвесторам – как имеющимся, так и потенциальным – такие условия неинтересны, и их желание вкладывать средства в эту быстро растущую отрасль вполне объяснимо начинает угасать. Вот и получается, что как только инвесторы сталкиваются с нашим государством или с банками, которые в силу известных причин тоже являются некоей ипостасью государства, сразу же обнаруживаются подвод­ные камни. От того, будут ли власти ими заниматься, насколько эффективно будут устранять их с пути инвесторов, как раз и будет зависеть, станет ли Россия настоящей долгосрочной тихой гаванью или останется в своем нынешнем статусе – временной землей обетованной для тех, кто играет в carry-trade, снимает сливки с курсовых разниц и уходит, как только понимает, что «окно возможностей» для таких игр начинает закрываться.