Международное рейтинговое агентство Moody’s Investors Service 8 октября 2003 года, в канун дня рождения Владимира Путина, повысило суверенный рейтинг России с инвестиционного уровня Ba2 до Baa3. Даже закоренелые оптимисты не ожидали этого повышения раньше, чем через год

NBJ № 12(2), 2003
«Инвестиционный подарок», стр. 16–19

Сейчас уже трудно представить, какое воодушевление охватило российское деловое сообщество, когда одно из агентств «большой тройки» – Moody’s Investors Service – объявило о повышении суверенного рейтинга России до так называемого инвестиционного уровня. Политики, чиновники и экономисты тут же заговорили о грядущем инвестиционном буме, о скором появлении на российском финансовом рынке серьезных инвесторов с долгосрочными интересами вместо спекулятивных игроков. Подобные заявления объяснялись просто: крупные западные страховые и пенсионные фонды придерживаются стратегий, которые запрещают им вкладывать средства в финансовые инструменты, имеющие рейтинги ниже инвестиционного уровня. Россия в октябре 2003 года стала наконец обладателем заветного рейтинга – значит, у нее появились основания рассчитывать на более теплое отношение к ее ценным бумагам со стороны инвесторов.
Если участники финансового рынка ликовали в преддверии притока свежих денег, то правительство страны радовалось по несколько иной причине. Решение агентства Moody’s было воспринято как наглядное подтверждение того, что выбранные экономический и политический курсы являются правильными. Настолько правильными, что России всего за пять лет удалось подняться по рейтинговой лестнице с преддефолтного уровня до инвестиционного (рейтинг Caa1 был присвоен стране осенью 1998 года, когда правительство «заморозило» выплаты по ГКО и объявило о реструктуризации долгов перед Парижским и Лондонским клубами кредиторов). И присвоило этот инвестиционный рейтинг именно агентство Moody’s, вице-президент которого Джонатан Шиффер в 1999 году выражал сомнение, что Россия когда-нибудь сможет стать обладательницей приличного рейтинга.
Понятно, что в 1999 году воспоминания о допущенном дефолте по обязательствам и связанные с этим обиды были еще очень остры. Но постепенно обида сменилась любопытством, а затем и чувством удовлетворения: страна опережающими темпами погашала внешние долги, Центробанк наращивал международные резервы. На протяжении пяти лет, прошедших после кризиса 1998 года, агентства постоянно повышали суверенный рейтинг России, пока наконец в 2003 году Moody’s не подняло его до инвестиционного уровня. Через два года после этого коллегу по цеху поддержало самое консервативное агентство «большой тройки» – Standard  &  Poor’s.
Правительственные чиновники, привыкшие к тому, что рейтинг России покоряет одну вершину за другой, считали, что в обозримом будущем оценка кредитоспособности страны поднимется еще выше. Однако в марте 2014 года наступил переломный момент: на фоне кризиса на Украине и референдума международные рейтинговые агентства поставили суверенный рейтинг нашей страны на негативный прогноз. Агентства тогда объяснили свои действия последствиями от возможных экономических санкций со стороны ЕС и США (на тот момент экономические санкции еще не были введены) и общим негативным влиянием происходящего на деловой климат в стране: отток капитала, по их прогнозам, должен был усилиться, а курс рубля – продолжить снижение. В начале января 2015 года международное рейтинговое агентство S&P понизило рейтинг России до уровня ниже инвестиционного – ВВ+, прогноз изменения кредитного рейтинга – «негативный». В середине февраля того же года аналогичную операцию с нашим рейтингом произвело агентство Moody’s. 
Рейтинговые решения агентств российские власти оценили как преимущественно политически мотивированные, отражающие общее ухудшение отношений между Россией и Западом, в особенности США (с учетом того, что агентства «большой тройки» являются американскими резидентами). Произошедшее актуализировало вопрос о необходимости развития собственной рейтинговой отрасли, с одной стороны, и создания независимых МРА, с другой.