Насколько правильной является надзорная и регуляторная политика Банка России, приводящая к тому, что с рынка было вынуждено уйти большое количество малых и средних банков? Приживется ли в России предлагаемая регулятором модель разделения финансово-кредитных институтов на общефедеральные и региональные? Кто должен заниматься реализацией программ, направленных на повышение уровня финансовой грамотности населения? На эти и другие вопросы ответил в интервью NBJ председатель совета Общероссийской общественной организации «Союз защиты прав потребителей финансовых услуг (ФинПотребСоюз)» Игорь КОСТИКОВ.  

NBJ: Игорь Владимирович, как в целом Вы оцениваете нынешнюю ситуацию в российской экономике и финансовой системе? Хорошо известно, что эксперты сейчас озвучивают разные точки зрения на этот счет: кто-то говорит о том, что осенью после длительного перерыва может возобновиться экономический рост, кто-то, напротив, считает, что до конца года нас ожидают новые неприятные события. Какое из этих мнений Вам ближе?

И. КОСТИКОВ: На мой взгляд, ситуация не слишком благоприятная: мы видим, что на нашу экономику отрицательно влияют и низкие цены на нефть, и, хотя и в меньшей степени, санкции, и общая нестабильная геополитическая ситуация. Если говорить о последнем факторе, то сюда входят и проблема Brexit, и неоднозначность результатов президентских выборов в США, и происходящее на Ближнем Востоке. Я могу с определенной уверенностью сказать, что настолько нестабильной и труднопредсказуемой ситуации, как сейчас, в мировой политике и экономике уже давно не было. И, к сожалению, нет предпосылок для того, чтобы в обозримом будущем какие-либо из перечисленных мной вызовов были урегулированы или их влияние было минимизировано. 

NBJ: Что касается ситуации на Ближнем Востоке, то тут вопросов нет. А вот что касается Brexit, то не очень ясно, почему это событие должно оказывать прямое влияние на состояние нашей экономики. Это скорее проблема ЕС, и Великобритания никогда не входила в число основных партнеров России. 

И. КОСТИКОВ: Во-первых, Brexit – фактор нестабильности для ЕС, а Европейский союз является одним из основных торговых партнеров России. И во-вторых, под влиянием Brexit Россия в глазах ЕС ушла на второй план. Если до британского референдума ряд европейских стран говорил, что надо бы отменить санкции и наладить с Россией прежние экономические и торговые отношения, то сейчас мы подобных заявлений больше не слышим. Причина проста и очевидна: ЕС не до нас. 

NBJ: В качестве отрицательного фактора Вы упомянули мировые цены на нефть. Но они-то как раз в последнее время немного подросли.

И. КОСТИКОВ: Я бы не говорил о росте – скорее мы видим постоянные колебания и отсутствие устоявшейся тенденции на этом рынке. И цены на энергоносители на мировых рынках так или иначе остаются низкими, при этом вряд ли кто-либо в здравом уме и твердой памяти ожидает, что котировки нефтяных контрактов в обозримом будущем вновь поднимутся до 100 долларов за баррель. С одной стороны, подобная ситуация имеет для России свои плюсы: наша экономика учится жить в условиях, когда на нее не проливается сверху золотой дождь. Но, с другой стороны, уровень ликвидности в экономике снижается, и это трудно расценить как позитивный фактор. 

NBJ: Когда цены на нефть только начинали падать, много говорилось о том, что у России есть шанс перестроить экономику, отучить ее от жизни на «нефтяной игле». Уже почти два года, как мы так или иначе живем в условиях низких цен на нефть. Как по-вашему, есть ли основания говорить о том, что наша экономика начала перестраиваться?

И. КОСТИКОВ: Первые признаки изменений есть, но о системной перестройке экономики говорить, конечно, преждевременно. Мы видим переориентацию потребления. Этот процесс тоже имеет свои минусы и плюсы: плюс – в том, что мы начинаем жить по средствам, а минус – в том, что снижается потребительский спрос, который во всем мире является главным драйвером экономического роста. Негативно влияет на процесс перестройки экономики и то, что снижается платежеспособность населения, доходы людей падают. Иными словами, ситуацию на сегодняшний день можно описать следующим образом: Россия отлучена посредством санкций от внешних источников инвестирования, а внутренние источники слишком скудны для того, чтобы компенсировать этот недостаток. 

NBJ: Если экономика перестраивается, то нашей финансовой системе сулят даже не перестройку, а революцию. Во всяком случае, банковской системе это, судя по всему, действительно предстоит.

И. КОСТИКОВ: Надо сказать, что основную часть нашей финансовой системы составляет как раз банковский сектор, все остальные сектора: страховой, пенсионный и т.д. – являются неразвитыми. Что же касается революционных преобразований, то они, скорее всего, действительно неизбежны. Дело в том, что, хотя в последние три-четыре года основные свои доходы финансово-кредитные организации получают от обслуживания физических лиц, они в своей работе по-прежнему ориентируются на юридических лиц. То есть они стремятся обслуживать крупные компании, и они во многом зависят от тех денежных потоков, которые генерируют эти самые компании. 

Иными словами, главная проблема большинства наших банков, если не всех, в том, что у них не выстроена клиентоориентированная модель бизнеса. Об этом говорят многие эксперты, о том же говорит и руководство Банка России, и вот как раз в этом контексте изменения, на мой взгляд, неизбежны. Так или иначе, а банкам придется пересматривать свои бизнес-модели. Но при этом есть еще один момент, который не следует упускать из виду и который может воспрепятствовать им сделать это…

NBJ: Какой?

И. КОСТИКОВ: Высокие ставки по кредитованию. Я считаю, что они завышены, и это приводит к негативным последствиям как для населения нашей страны, так и для всего национального финансового сектора. Поэтому когда мы говорим о революции, то мы должны понимать, что при таких ставках, как сейчас, никакой революции быть не может.  

NBJ: Но ведь размер ставок – это не просто злая или добрая воля банков. Хорошо известно, что эти показатели привязаны к размеру ключевой ставки, которую устанавливает Центральный банк.

И. КОСТИКОВ: Совершенно верно. Поэтому речь идет в первую очередь о том, что регулятор должен внести коррективы в свою денежно-кредитную политику, да и в надзорную, кстати сказать, тоже. Ни для кого не является секретом тот факт, что мы взяли на себя так называемые опережающие обязательства в деле перехода на требования стандарта Базеля 3. Мне этот запал кажется излишним, особенно если учесть, что ускоренное внедрение Базеля 3 лоббируют крупнейшие международные банки, которые сами уклоняются от выполнения этого стандарта. 

NBJ: Вернемся к ставкам. Центральный банк обычно указывает на то, что нельзя существенно снизить ключевую ставку, пока инфляция в нашей стране исчисляется двузначными цифрами. Иными словами, вот будет она в пределах 5–6% – тогда и ключевая ставка будет примерно на том же уровне.

И. КОСТИКОВ: Знаете, это вопрос из серии, что первично – курица или яйцо. Да, есть теория, в соответствии с которой ключевая ставка не должна быть ниже уровня годовой инфляции в стране или равной ему. Но есть и другая теория: многие экономисты считают, что ключевая ставка выше 6–7% сама по себе становится генерирующей инфляцию. И вот мне этот второй подход представляется более обоснованным. 

NBJ: Если говорить о банковской революции, то одной из ее составных частей является вывод с рынка достаточно большого числа его участников. Наверное, Финпотребсоюз достаточно часто получает жалобы от потребителей финансовых услуг как раз в связи с тем, что банки, в которых обслуживались эти люди, попали под раздачу.

И. КОСТИКОВ: Поскольку у нас в стране установлен достаточно высокий уровень страхового возмещения по вкладам, то как раз с жалобами на то, что люди лишились обслуживающих их финансово-кредитных организаций, мы сталкиваемся редко. Но, конечно, то, что с рынка постоянно удаляются все новые и новые игроки, способствует тому, что у потребителей возникает чувство неуверенности и нервозности. Тут важно понимать, что в подобной ситуации рискуют оказаться все: мы видели прецеденты, когда проблемы, несовместимые с дальнейшей жизнью или с дальнейшим независимым существованием, возникали даже у очень крупных банков. И в целом я могу высказать свое мнение: у меня нет уверенности в том, что все банки были «зачищены» по заслугам, что нельзя было их сохранить на рынке.

NBJ: Регулятор как раз настаивает на том, что все «удаленные с поля» игроки были нежизнеспособными.

И. КОСТИКОВ: Ну а мы придерживаемся иного мнения: по нашим оценкам, среди этих удаленных были вполне здоровые адекватные организации. И как раз поэтому сформировалось экспертное мнение, что регулятор в данном случае стремится не только избавиться от проблемных игроков, но и облегчить себе работу, удалив малые банки, с которыми ему приходится возиться. Не думаю, что это правильно, и уж тем более неправильно, что это делается под флагом ускоренного внедрения стандарта Базель 3. Я уже говорил о том, что в этом вопросе наш ЦБ явно хочет быть передовиком производства, и в то же время мы видим, что ни европейские банковские регуляторы, ни тем более американский не проявляют такого пыла, хотя всем хорошо известно…

NBJ: Что Базель 2 и Базель 3 как раз разрабатывались с учетом тех рисков, которые выявил кризис ипотеки subprime в США?

И. КОСТИКОВ: Совершенно верно. 

NBJ: Можно привести контраргумент. Вы говорили о том, что ЦБ старается сократить число поднадзорных субъектов, чтобы ему легче было осуществлять свои функции регулятора, в то время как в странах с развитой экономикой центральные банки спокойно осуществляют регулирование по отношению к нескольким тысячам организаций. Но у нас же ЦБ – не только регулятор банковского рынка, под его надзором и в сфере его ответственности находится большое количество различных небанковских игроков.

И. КОСТИКОВ: И тем не менее, как мы уже говорили, основная доля активов, находящихся под управлением, концентрируется именно в банковском секторе. Поэтому я бы не стал говорить о том, что ЦБ делает то, что он делает, потому что у него слишком большой объем работы с небанковскими структурами. И скажу даже больше: в последнее время наметилась тенденция к выращиванию своего рода квазибанков из микрофинансовых организаций.

NBJ: Что значит «квазибанков»?

И. КОСТИКОВ: Крупным МФО предоставляется право обслуживать юридических лиц. Фактически речь идет о том, что микрофинансовые организации должны встать на место тех малых и средних банков, которых ЦБ по тем или иным причинам удалил с рынка. И на этом фоне возникает вопрос: зачем было так активно проводить «зачистку»? Чтобы через какое-то время восполнять возникший дефицит на рынке с помощью МФО?

NBJ: Может, как раз с тем, что этот дефицит возник, связано предложение регулятора о создании института региональных банков? Идея, конечно, не новая, она озвучивалась давно, но, пожалуй, впервые Центральный банк выдвинул ее как руководство к действию.

И. КОСТИКОВ: Думаю, в данном случае речь идет о стремлении сделать кальку с американской банковской системы. Там, как хорошо известно, есть две группы банков: федеральные организации и банки штатов. Соответственно, есть два уровня регулирования с различными подходами и различными требованиями к поднадзорным субъектам. В принципе, эта система работает хорошо, но дьявол, как известно, кроется в деталях. В США распределение финансовых потоков по территории страны более равномерно, чем у нас, где 85% их «завязано» на Москве. Получается, что региональными институтами объявит себя незначительное число организаций, а остальные продолжат позиционировать себя как институты федерального значения. 

NBJ: Мы уже затрагивали вопрос о деятельности Финпотребсоюза. Не могли бы Вы подробнее рассказать о ней: если потребители финансовых услуг не жалуются в Вашу организацию на отзыв лицензий у банков, в которых они обслуживались, то на что они жалуются чаще всего?

И. КОСТИКОВ: В первую очередь на навязывание им дополнительных услуг. Я не могу сказать, что таких жалоб очень много, но эта тема не уходит у нас с повестки дня. И вторая тема – это страхование, точнее проблемы, которые возникают у потребителей, претендующих на получение страховых выплат. 

Если же говорить о среднесрочной перспективе, то я должен отметить, что и граждане, которые обращаются к нам, и потребители финансовых услуг в целом стали более юридически подкованными и осведомленными. При этом в последнее время были приняты несколько законодательных актов, которые ущемили положение клиентов банков и финансовых 
компаний. 

NBJ: Ущемили? Но ведь были приняты законы о потребительском кредите и о банкротстве частных лиц, и большинство экспертов говорило о том, что они как раз написаны скорее под клиентов, чем под игроков рынка финансового посредничества?

И. КОСТИКОВ: На практике все оказалось иначе. Так, например, в законе о потребительском кредите был прописан ряд услуг, которые мы ранее классифицировали как «навязываемые». То есть теперь потребители не могут отказаться от их получения или обратиться в суд, в случае если они считают, что их вынудили приобрести эти услуги.

Что касается закона о банкротстве, то здесь все тоже неоднозначно. Вопреки ожиданиям многих экспертов, количество заявлений о признании граждан банкротами увеличилось незначительно, и, кстати, Финпотребсоюз был как раз среди тех, кто предсказывал, что так оно и будет. Причины этого очевидны: неоднозначна процедура банкротства, ее стоимость слишком высока, и в результате те граждане, которым банкротство реально могло бы помочь решить их долговые проблемы, стараются не доводить дело до суда. Получилось, что закон о банкротстве частных лиц обслуживает интересы крупных заемщиков и крупных кредиторов, которые стремятся получить активы своих должников, а все остальные остаются за бортом.

NBJ: Наверное, тут сказывается и психологический фактор: многие люди просто-напросто боятся, что их признают банкротами по суду.

И. КОСТИКОВ: Да, это тоже имеет значение. Граждане боятся проходить через судебную процедуру даже в тех случаях, когда мы обещаем им бесплатное юридическое сопровождение. И, к сожалению, большинство из них в принципе не уверены в том, что у них есть возможность защитить свои интересы и права в судебном порядке. Безусловно, это сказывается на состоянии финансового рынка: многие банковские клиенты предпочитают «затягивать пояса», но не влезать в долги. А это, в свою очередь, приводит к снижению кредитной активности банков. 

NBJ: Эта неуверенность и страхи – во многом следствие недостаточно высокого уровня финансовой грамотности в нашей стране. О том, что этот уровень надо поднимать, говорится годами. По Вашему мнению, насколько актуальной остается эта проблема для России?

И. КОСТИКОВ: Знаете, больше всего меня беспокоит то, что вопрос финансовой грамотности в нашей стране начинает вырождаться в маркетинг финансовых услуг. Иными словами, кто у нас взял на себя миссию обучения граждан ее азам? Банки, микрофинансовые организации, страховые компании и т.д. Но тут возникает конфликт интересов: они обучают и одновременно предлагают людям свои услуги, и, конечно же, маркетинговая составляющая со временем начинает вытеснять обучающую.

NBJ: Это так, но есть ли реальный способ урегулирования подобного конфликта?

И. КОСТИКОВ: Есть, и не надо изобретать велосипед. В США еще в 1977 году был принят Community Reinvestment Act – закон, в соответствии с которым банки обязаны перечислять определенный объем средств в фонды, которые за счет этих взносов финансируют различные программы, направленные на повышение финансовой грамотности населения. Таким образом, этот конфликт был урегулирован. Заинтересованы ли банки в том, чтобы люди были более грамотными с финансовой точки зрения? Конечно. Могут ли они, обучая своих клиентов, удержаться от маркетинга? Нет. А вот специализированные фонды избавлены от этого конфликта интересов.

NBJ: Действительно интересный опыт. Правильно ли я понимаю, что речь идет об отчислении некоего процента от размера активов банков или их годовой прибыли?

И. КОСТИКОВ: Да, причем раз в три года ФРС США пересматривает этот норматив и учитывает при этом многие факторы – в том числе и то, насколько усложнились за это время финансовые продукты, предлагаемые банками клиентам. Все понимают, что банки с технологической точки зрения развиваются достаточно быстро, их продукты и услуги постоянно усложняются, и клиенты просто-напросто не поспевают за ними. Выход тут один – организовывать образовательные программы на средства этих фондов. 

Само по себе существование такого механизма говорит о том, что банковский сектор в США считается социально значимым, и все признают, что банки являются институтами, на которые возложена особая социальная ответственность, а не просто коммерческими организациями, ориентированными исключительно на прибыль.  

NBJ: Не думаю, что наши банки были бы в восторге, если бы им предложили нечто подобное.

И. КОСТИКОВ: Наверное, не были бы, но опыт тех же США показывает, что принятие подобного закона и формирование такого механизма было правильным решением – причем как для регулятора, так и для клиентов и самих банков. И я думаю, что нашим банкам тоже придется пойти по этому пути, тем более в условиях, когда перед ними будут стоять принципиально новые вызовы.

NBJ: Какие, например?

И. КОСТИКОВ: Уже сейчас очевидно, что серьезную конкуренцию в борьбе за клиентов им составят технологичные компании, такие как Amazon, Facebook, Apple и т.д. Полагаю, что уже через десять лет они обгонят банки по объему предоставляемых финансовых услуг, причем мы, скорее всего, этого даже не заметим, поскольку предоставляемые этими компаниями услуги будут трансграничными. И это подвигнет банки к тому, чтобы они действительно становились более клиенто-ориентированными.