Складывается впечатление, что ситуация на банковском рынке России медленно, но верно улучшается – к такому выводу можно прийти, и анализируя отчетность банков, и глядя на то, как финансово-кредитные организации потихоньку наращивают объемы выдачи кредитов. Но не является ли это впечатление иллюзией, желанием выдать надежду за реальную действительность? На этот и другие вопросы ответил в интервью NBJ управляющий директор  Национального рейтингового агентства (НРА), партнер Национального агентства финансовых исследований (НАФИ) Павел САМИЕВ.

NBJ: Павел, какие вызовы вы считаете наиболее актуальными для российской банковской системы, учитывая как ее нынешнее состояние, так и нынешнее состояние нашей экономики?

П. САМИЕВ: Главный вызов, на мой взгляд, заключается в том, что сужается доходная база для банков, то есть сокращается число тех сегментов, работа в которых могла бы обеспечить нашим финансово-кредитным организациям нормальный уровень маржи. И стоит отметить, что подобный расклад наблюдается уже достаточно долго. Соответственно, банковский рынок становится низкорентабельным, и перспективы обретения им точек роста, способных обеспечить долгосрочное успешное развитие сектора, туманны. 

NBJ: Но результаты по прибыли банковского сектора в целом как раз внушают осторожный оптимизм.

П. САМИЕВ: Они не должны вводить в заблуждение – во-первых, потому что основной вклад в улучшение этого показателя, бесспорно, делают Сбербанк России и другие банки с госучастием. И во-вторых, потому что прибыль в нынешних условиях связана не столько с личным успехом тех или иных банков, сколько со смягчением требований к резервированию со стороны регулятора рынка. Иными словами, налицо влияние не системного, а технического фактора, а сохранится ли он в дальнейшем, трудно сказать – это зависит от того, какое решение примет по данному вопросу руководство Банка России в следующем году.

NBJ: Странно. Обычно после каждого кризиса все-таки появлялся сегмент рынка, который становился точкой роста для банковского сектора. 

П. САМИЕВ: Теоретически такой точкой может быть сегмент ипотечного кредитования, где наблюдается действительно оживленный рост. Но тут надо иметь в виду несколько важных моментов. Во-первых, успех этого направления бизнеса напрямую связан с тем, как будут решаться вопросы фондирования и секьюритизации ипотечных кредитных портфелей. Во-вторых, ни для кого не является секретом, что рост здесь серьезно «подогревается» действием программ господдержки – в данном случае они действительно сработали, и благодаря им наблюдается бум спроса как на кредиты, так и на недвижимость со стороны среднего класса и, как говорится, ниже среднего класса. Опять-таки неясно, будут ли эти программы продлены. В-третьих, данный спрос может достаточно быстро «исчерпаться». 
Если же говорить о других сегментах банковского рынка, то, повторюсь, в них картина представляется куда менее оптимистичной. 

NBJ: По вашему мнению, соответствует ли состоянию stand-by на рынке та модель банковского регулирования и надзора, которая практикуется сегодня?

П. САМИЕВ: Дискуссия по этой теме, как вы знаете, ведется уже давно, и главный вопрос здесь – стоит ли регуляторными методами стимулировать рост рынка? При этом в качестве конкретных мер подразумеваются, с одной стороны, смягчение резервных требований, а с другой – смягчение монетарной политики. И можно было бы дать на этот вопрос положительный ответ, если бы не одно но: драйвером роста должна быть экономика, а регулирование призвано сглаживать циклы – сдерживать слишком быстрый рост, чтобы на рынке не возникали «пузыри», и смягчать падение, если оно неизбежно. Что мы видим сейчас? Нет ни малейших признаков роста, способного породить «пузыри», но в то же время нет и глубокого падения рынка. 

Поэтому я сомневаюсь, что в такой ситуации следует прибегать к радикальному изменению имеющейся регуляторной модели. Можно только посоветовать не перегибать палку в данном вопросе – например, у нас слишком быстро и резко внедряются базельские требования. Возможно, не нужно так торопиться, особенно с учетом того, что экономика страны находится в вялом состоянии и предпосылок для возобновления роста и уж тем более для его выхода на некую устойчивую траекторию пока не видно.

NBJ: Тем не менее определенные изменения в регуляторной политике обсуждаются: сейчас идет достаточно оживленная дискуссия по переходу к так называемому пропорциональному надзору.

П. САМИЕВ: Это не новая идея, она обсуждается уже довольно долго, как минимум последние десять лет. Другое дело, что, говоря о пропорциональном надзоре, эксперты используют различную терминологию и подразумевают под этим разные вещи. Кто-то говорил о федеральных и региональных банках, то есть оперировал понятием «территориальная принадлежность» в отношении финансово-кредитных организаций. Кто-то предлагал разделить банки на крупные и малые и так же разделить соответствующий надзор над ними. Кто-то считал правильным разграничение по специализации и т.д. 

NBJ: Не находите ли вы примечательным то, что эта идея получила второе дыхание именно сейчас?

П. САМИЕВ: Я затрудняюсь сказать, с чем это связано. Скорее всего, это предложение со стороны регулятора готовилось уже давно, и можно предположить, что просто ждали подходящего момента для его озвучивания. Понятно, что на фоне кризиса выступать с такими инициативами было бы занятием контрпродуктивным. А к июлю текущего года ситуация на банковском рынке была стабильной уже как минимум полгода, участники рынка оправились от шока и были готовы более или менее спокойно выслушивать подобные предложения со стороны регулятора. 

NBJ: То есть каких-то конкретных событий, породивших «реанимацию» этой идеи, вы не видите?

П. САМИЕВ: Нет. Можно было бы предположить, что это как-то связано с многочисленными прецедентами отзывов лицензий. Но, с другой стороны, ни для кого не секрет, что в числе «пострадавших» были как малые, так и крупные банки, как те участники, которые работали в «узком поле», так и те, которые занимались осуществлением трансграничных операций. 

В принципе, я бы не сказал, что сама по себе эта инициатива является предосудительной. Другое дело, что тут надо все очень хорошо продумать. Есть риск, что введение пропорционального надзора будет воспринято клиентами как деление банков на стандартные и нестандартные – банки высшей и низшей категории. Вряд ли удастся полностью избежать издержек в случае реализации этого предложения. И еще больше сомнений вызывают заявления, что малые банки и МФО – это организации с очень схожими моделями. 

NBJ: Всегда считалось, что они похожи, но не идентичны.

П. САМИЕВ: Вот именно. Если же их начнут сближать с точки зрения функционала и регулирования, то очевидно, что изменится структура банковского рынка. Останется меньше игроков, а малые банки перейдут в разряд микрофинансовых организаций. Регулятор дает понять, что так ему будет легче надзирать за оставшимися. Но давайте скажем откровенно: прецеденты банкротства крупных финансово-кредитных организаций были вызваны не тем, что ЦБ «слишком занят», а тем, что качество банковского надзора остается недостаточно высоким. 

NBJ: Как известно, Банк России также определяет монетарную политику в нашей стране. Вы уже упоминали о возможности использования такого инструмента «поощрения» экономики, как политика количественного смягчения. Но с точки зрения эффективности  эксперты оценивают этот инструмент по-разному: одни считают его вполне действенным, а другие склонны рассматривать его в качестве «анестезии» после «болевого шока». Какая из этих точек зрения вам ближе? 

П. САМИЕВ: Эффективность политики количественного смягчения зависит от многих факторов. Для лучшего понимания этого тезиса предложу такое сравнение. Человек занимается спортом. Он может много тренироваться, но при этом плохо питаться и не соблюдать режим, и результаты будут плохими. Он может, напротив, правильно питаться и соблюдать режим, но при этом мало тренироваться – и, что вполне предсказуемо, результаты тоже будут печальными. Необходимо сочетание всех этих факторов.

То же самое мы имеем, когда речь идет о политике количественного смягчения. Нужен активный приток инвестиций в экономику, как внешних, так и внутренних, и если это условие соблюдается, то количественное смягчение может сыграть роль дополнительного стимулирующего фактора для роста экономики. Если же притока инвестиций нет, то количественное смягчение просто «разгонит» инфляцию, что, как мы прекрасно понимаем, не принесет экономике пользы. 

NBJ: Значит, главное – это улучшать инвестиционный климат?

П. САМИЕВ: Да, но вот как раз с этим у нас и наблюдаются проблемы. Мы видим, что продолжается отток капитала – возможно, он идет не теми темпами, что на пике кризиса, но тенденция пока не меняется. При этом у нас сокращаются возможности и для привлечения внутренних инвестиций: мы видим это на примере заморозки пенсионных накоплений. Проблема не в том, что они заморожены, а в том, что за их счет покрываются расходы военно-промышленного комплекса, то есть эти средства автоматически перекладываются из инвестиционной базы в расходную базу. В такой ситуации подключать инструмент количественного смягчения действительно не имеет смысла – в сложившейся ситуации оно, как я уже сказал, разгонит инфляцию и плюс к этому увеличит долю плохих кредитов в экономике. 

NBJ: Хорошо, что мы затронули проблему плохих кредитов, ведь обычно она обостряется с наступлением каждого кризиса. Но в последнее время складывается впечатление, что из информационного поля она по каким-то причинам ушла. С чем это связано, по вашему мнению?

П. САМИЕВ: О ней действительно стали меньше говорить, и на то есть ряд причин. Первая из них – доля плохих кредитов снижается на протяжении нескольких кварталов. Частично в силу ее «размывания» за счет появления в портфелях новых кредитов, частично потому, что банки списывают с баланса безнадежные кредиты, и отчасти по той причине, что некоторые такие займы выходят на пролонгацию и рефинансирование. 

Но при этом надо понимать, что просрочка не показывает реального качества активов. Например, в крупном бизнесе доля плохих кредитов на самом деле растет, просто ее скрывают за счет реструктуризации. Банки предпочитают договариваться с крупными заемщиками, а притока новых заемщиков в этом сегменте не наблюдается. Если же говорить о рознице, то там уровень просрочки остается стабильно высоким, но в этом сегменте нет той «скрытой просрочки», о которой мы говорили выше. 

NBJ: Все, наверное, может очень резко измениться, если сбудется прогноз о новой волне девальвации, которая, по словам ряда экспертов, может нахлынуть ближе к концу года. Вы видите какие-либо предпосылки для этого?

П. САМИЕВ: Прогнозировать что-либо относительно динамики курса валют – дело в принципе неблагодарное, потому что здесь слишком много факторов влияния. Понятно, что главным из них по-прежнему остается мировая цена на нефть, и курс рубля привязан к ней, несмотря на все разговоры об импортозамещении и изменении структуры нашей экономики.

NBJ: Честно говоря, это странно, потому что факт изменения этой самой структуры признают практически все.

П. САМИЕВ: Тут есть очень важный момент – не меняется структура нашего экспорта, он по-прежнему остается сырьевым, а это значит, что на динамику курса рубля все еще очень сильное влияние оказывают действия компаний-экспортеров на валютном рынке. Вы наверняка помните, что одной из причин обвального падения курса рубля в конце 2014 – начале 2015 года был выход на рынок ряда экспортеров, которые выставили крупные заявки на покупку валюты. Неважно, зачем конкретно она была им нужна – для обслуживания своих внешних займов или для заключения масштабных сделок, – главное, что они «подогрели» тогда падение рубля. И теоретически сейчас может повториться та же самая ситуация. Ну и, конечно же, у нас традиционно большое значение имеет психологический фактор: население России очень болезненно реагирует на любую девальвацию, хотя в мире есть страны, которые спокойно переносят такие волны.

NBJ: Наверное, это потому, что в России девальвация обычно совпадала с  еще какими-то негативными явлениями. Достаточно вспомнить начало 1990-х годов или события августа 1998 года, когда не только был «выпущен» из коридора рубль, но и одновременно введен мораторий на обслуживание внешних и частично внутренних долгов.

П. САМИЕВ: Да, это можно принять в качестве объяснения. В любом случае следует констатировать, что риск возникновения новой волны девальвации есть, поскольку экономическая ситуация остается хрупкой, и надеяться в этой ситуации на устойчивость рубля нет оснований. К тому же неясно, как будет вести себя в случае пришествия новой волны регулятор рынка. В начале 2009 года рубль тоже девальвировался, но амплитуда колебаний его курса тогда была гораздо меньше, чем в конце 2014 года, потому что ЦБ с помощью валютных интервенций сглаживал пики. В ноябре–декабре позапрошлого года он осознанно отказался от этой политики, рынок сильно тряхнуло, и мы видели, что это произвело негативное впечатление на население. То, что тогда считалось комичным эпизодом – покупка сразу пяти телевизоров, стиральных машин или пылесосов, – было следствием пережитого шока: люди утратили на время доверие к финансовым властям страны, к ее банковской системе и к национальной валюте. Хорошо, что его удалось достаточно быстро восстановить, – плохо, что нельзя гарантировать, что это больше не повторится.

NBJ: Заключительный вопрос нашей беседы с учетом того, что неумолимо приближается новый календарный год: каков ваш прогноз для банковского рынка на среднесрочную перспективу?

П. САМИЕВ: Если мы говорим про кредитование, давайте пройдемся по крупным сегментам. Оживление в сегменте потребительского кредитования, которое мы фиксируем уже несколько месяцев подряд, скорее всего, сохранится в течение какого-то времени, поскольку сформировался отложенный спрос и люди стремятся его удовлетворить. Этому – во всяком случае, пока – способствуют стабильность рубля и снижение цен на импортные товары длительного пользования. Если не будут свернуты программы господдержки ипотеки, то этот сегмент останется растущим, и скажу больше – уже к концу 2016  года ипотека может выбрать 50-процентную долю в сегменте кредитования физических лиц. Плохо это или хорошо? Скорее хорошо, поскольку рост «подогревает» строительство и смежные с ним отрасли. 

Ситуация в сегменте обслуживания малого и среднего бизнеса, скорее всего, останется сложной, поскольку мы видим, что идет реструктуризация государственных институтов, которые обеспечивали поддержку этого сегмента. Честно говоря, мне не совсем ясно будущее МСП Банка – этот вполне эффективно работавший институт на сегодняшний день практически бездействует, поскольку находится в процессе реформирования. Между тем мы понимаем, что без программ господдержки МСБ придется очень трудно: те ставки по кредитам, которые банки предлагают ему за рамками этих программ, являются непосильными. Что касается крупного бизнеса, то здесь я не жду больших перемен: банки будут в большинстве случаев «прятать» просрочку в этом сегменте под реструктуризацией и пролонгацией кредитов. 

Есть еще один тренд, который стоит отметить: диджитализация банковского бизнеса. Мы видим, что банки серьезно сокращают свое физическое присутствие, закрывая офисы и развивая вместо этого дистанционные каналы обслуживания. Очевидно, что ставка при этом делается на существенное увеличение комиссионных доходов, но мой прогноз как раз заключается в том, что большинство банков обманется в этих своих надеждах. Другое дело, что отказываться из-за этого от диджитализации все равно нельзя, поскольку такой подход приведет к тому, что банки будут терять свою долю на рынке, отставая от конкурентов.